Инна Козлова пальчиком с длинным блестящим ногтем вращала глобус и играла уже в другую игру: «Куда бы я хотела поехать летом?»

— А Бельчонка возьмем с собой?

— Смотря куда мы поедем.

— В крайнем случае, с ней побудет моя мама… А когда у тебя отпуск?

— Летом.

— Я знаю, что летом. А когда?

…Их ночи любви давно уже были наполнены не страстью, а нежностью. Как путешествие по материкам, открытым много лет тому назад, приятное и комфортное, хотя и без особо острых ощущений. Быть может, где-то есть еще затерянные острова, те, что он или она оставили без внимания, но пути к ним надежно спрятаны. Зачем менять что-то, если жизнь удалась? У него никогда не было любовницы, она это знала. У нее никогда не было любовника, он это знал. Их брак держался на доверии, а не на страхе. Она знала, что лучше него никого нет. Он догадывался, что бывает и по-другому, но уверил себя в том, что бывает хуже, чем у них, не лучше. Его жена — красивая холеная женщина, которая каждую неделю по многу часов проводит в салоне красоты. И любовь с ней может быть только на шелковых простынях, в спальне, обставленной дорогой импортной мебелью, и в конце с непременным поцелуем и словами:

— Я тебя люблю.

Как благодарность за то удовольствие, которое она ему доставила.

— Я тоже тебя люблю.

Короткий вздох, счастливая улыбка, и вот уже она спит, свернувшись калачиком, а светлые волосы касаются его плеча.

Он прислушался: дыхание жены было ровным. Спит, и спит крепко. Он отстранился, стараясь ее не потревожить. Она потянулась было за ним — теплое надежное плечо ускользало, но сон оказался сильнее. Она поворочалась какое-то время, но уснула одна, без него. Он тихо поднялся и вышел в коридор. Дошел до спальни дочери и приоткрыл дверь, стараясь, чтобы она не скрипнула. Бельчонок тоже крепко спала. Постоял какое-то время на пороге, глядя на дочь, потом так же осторожно закрыл дверь и пошел на кухню.

И тут он сделал то, чего не делал никогда. Из глубины кухонного шкафа достал пачку сигарет. Он не помнил, как давно она уже там лежит, помнил только, что в ней осталась одна-единственная сигарета. Когда-то на этой самой кухне они с Морозовым обсуждали проект, который должен был обоих сделать людьми не просто богатыми, а очень богатыми. Морозов говорил, и говорил много. Практически говорил он один. И беспрестанно курил. Он курил одну сигарету за другой, опустошил одну пачку, потом открыл вторую. И только когда в этой второй пачке осталась одна-единственная сигарета, они, наконец, разошлись. Светало.

С тех пор прошли годы. Квартиру он так и не поменял, это была хорошая, большая квартира, и Инна к ней привыкла. Зато построил загородный дом. И это все. А вот Морозов действительно стал человеком не просто богатым, а очень богатым. В глубине души Вениамин Козлов понимал, что по отношению к нему допущена несправедливость. Что его, как это говорится, слегка кинули. Он мог бы иметь больше и должен был иметь больше. Но все связи в руках у Морозова. И сделать ничего нельзя. Или можно?

Он достал из пачки ту самую сигарету. Единственную. Которую когда-то оставил ему лучший друг Морозов. А он ее почему-то не выбросил, а спрятал. Поискал глазами, где бы раздобыть огня. Плита была электрической, ни он, ни жена не курили. Вениамин Козлов чертыхнулся и полез по шкафам. Его руки дрожали от нетерпения. Он сам не понимал, что делает, но желание закурить было настолько сильным, что справиться с ним он не мог, а потому перетряхнул все, пока наконец не нашел именинные свечки. В десятый свой день рождения Бельчонок задула их, загадав желание, торт съели, а свечки жена спрятала. Она собирала все, что связано с дочерью: пинетки, выпавший молочный зуб, прядь золотых волос, первый рисунок, дневник с первыми отметками… Инна была хорошей матерью.