Пока мы шли, деревья кончились и показались одноэтажные строения. Похоже – застава. Оттуда пахнуло чем-то вкусным, и тут же остро захотелось жрать. Пока в речке плавал и нырял – нахлебался воды от пуза, и теперь, после этого купания, кишка кишке кукиш показывала. Ведь со вчерашнего утра ничего не жевал. Точнее, с позавчерашнего вечера. В пузе заурчало так громко, что даже лейтенант обернулся. Понимающе посмотрев на меня, он спросил:

    – Что – живот прихватило?

    – Да нет – не ел давно, а у вас тут запахи, как в ресторане. – Я лицом показал, какие именно запахи бывают в ресторане.

    Старшой хмыкнул:

    – Ну-ну. Ресторанный завсегдатай. Дойдем до места, поговорим, а потом тебя, глядишь, и покормят.

    И уже обращаясь к бойцам, приказал:

    – Соболев, Петренко, давайте его ко мне, а я сейчас подойду.

    Меня завели в один из домиков. В комнате, возле двери, сидел дневальный. Рядом с ним на столе лежала толстая тетрадь и стоял телефон. Пахло ваксой, ружейной смазкой и армией. Я как будто оказался дома – надо же, сколько лет прошло, а этот запах помню. Потом оставляющую мокрые следы тушку провели по коридору и, открыв дверь в дальнюю комнату, предложили сесть. М-да… типичная аскетично-армейская обстановка. В комнате стоял стол, два стула и лавки вдоль стен. На стене висел портрет Сталина, а чуть левее и ниже – Дзержинского. Ну, понятно – погранцы относились к войскам НКВД, поэтому и Дзержинский. Конвоиры молча стояли за спиной – один возле двери, другой рядом. Просидел я недолго. По коридору послышались шаги, и в комнату вошел давешний старлей. Сев за стол, он достал из ящика чернильную ручку, непроливайку, обычную школьную тетрадь и, слегка прихлопнув по ней рукой, сказал:

    – Ну что. Давай рассказывай. Кто такой, откуда, с какой целью перешел границу? Почему нет документов? Начинай вдумчиво и по порядку. Фамилия, имя, отчество?

    Он открыл тетрадь и взяв ручку, остро посмотрел на меня.

    – Лисовский Илья Вацлович.

    Подумав, решил оставить свое имя, изменив только фамилию и отчество, под липового папу – терапевта, коренного поляка.

    – Имя у тебя какое-то не польское. – Погранец потер щеку и вопросительно поднял брови.

    – А у меня мама русская. – И я выдохнув, начал выдавать наспех заготовленную легенду…

    – Так, говоришь, из-за чего с немцами подрался?

    Допрос шел уже полчаса. Врал я вдохновенно, закатывая глаза, заламывая руки, только что не подпрыгивал, показывая, какой им нарушитель белый и пушистый попался. Было только непонятно – поверил старлей или нет? Во всяком случае, смотрел доброжелательно, слушал внимательно и кивал головой в такт моим словам.

    – А они, пся крев, к девушке приставали. Ну, конечно, помочь ей решил, а тут патруль. Один из немцев в меня вцепился. Я, чтоб вырваться, ему и въехал камнем по голове. Он упал, а я побежал – патруль за мной. Потом домой приходили – хорошо, меня не было. Тогда отец и сказал, что нужно к советским уходить. А документы у меня были, но я их вместе с курткой утопил, когда реку переплывал. Вы же видели, что там творилось?

    – Да – знатная стрельба была.

    Старшой наклонился через стол и другим тоном сказал:

    – Ладно! Эти турусы на колесах, что ты мне развел, пока по боку! Что видел на том берегу? И почему тебя немцы такой толпой гоняли?

    Интересно, что такое турусы и почему они на колесах? Секунды на две задумался над этим.