Правда, листва уже покрылась ржавчиной. Над полями, вдоль которых ползли каменные изгороди, с притулившимися возле них неясными пятнами кустов, поднималась такая же серая, как небо, дымка. Матье разглядел теперь, что бараки стоят не на плоскогорье, как ему показалось вчера, а в узкой неглубокой котловине. И он никогда раньше не бывал в этих краях лишь потому, что тут не проходит ни одна дорога. Та, по которой они ехали вчера, была знакома ему в первом своем отрезке, – он проезжал по ней, когда направлялся в Клюси и дальше, в лес Амбуссо, но никогда не сворачивал он влево, на ту ее часть, что ведет только на Белину. Матье встревоженно озирался вокруг, точно открывая для себя далекий континент, лежащий в чуждом людям мире. Он отошел на несколько шагов, и стоило ему обогнуть барак, как он увидел двух лошадей, забившихся в дальний угол загона. Матье подошел, погладил обеих, поговорил с ними немного. Потом, обнаружив справа небольшую копну сена, взял несколько охапок и перекинул через изгородь. Этот привычный жест, тепло и запах животных согрели его и точно вдохнули в него жизнь.
Вернувшись, он увидел, что все прочие, а с ними и обе женщины, стоят в двадцати шагах от барака. Матье подошел к ним. Все смотрели на покойника, завернутого в рваную простыню. Из дыр торчали обрывки одежды и окровавленные клочки тела. Лицо было обглодано до костей.
Антуанетта Брено и цирюльник кое-как прикрыли останки, натянув простыню, а отец Буасси, прочтя молитву, сказал:
– Чтобы этого больше не было. Покойников будем хоронить каждый день. А тех, кто умрет к ночи, придется класть в какой-нибудь сарай, куда зверье не сможет проникнуть.
– Такого сарая у нас нет, – сказал цирюльник.
– Ну так построим. Большим он быть не должен. А леса вокруг хватает.
И он показал на вынырнувший из тумана лесистый холм.
Они сняли с повозки десять мешков муки, два мешка ячменя, два бочонка вина и сложили все это в маленькую пристройку, прилепившуюся к сторожевому бараку.
– Кто отвечает за припасы? – спросил священник.
– Я, – отозвалась Эрсилия Макло. Священник взглянул на стражника.
– Нужно сделать тут дверь с хорошим замком, – сказал он. – Если бы речь шла только о съестном, сошло бы и так, а вот вино – другое дело. А пока я попрошу Гийона и Юффеля ночевать тут. Так оно будет спокойнее.
Матье заметил, что стражник избегает смотреть на священника. Он помог разгрузить повозку и теперь стоял, прислонившись к стене барака, скрестив руки на груди и опустив голову. Отец Буасси спросил цирюльника, нет ли у него каких-либо срочных дел.
– Я должен обойти больных, – ответил тот, – и сделать все от меня зависящее.
Священник, казалось, что-то прикинул и объявил:
– Я не хочу, чтобы покойники оставались здесь пусть даже ненадолго. Это нехорошо как для них, так и для живых. Давайте сейчас же погрузим их на какую-нибудь повозку. Гийон и Юффель поедут с нею и начнут копать. Я подойду перед самым погребением. А пока я хотел бы посетить больных.
Матье и Рыжий Колен сходили за лошадью и запрягли ее в похоронные дроги с высокими деревянными дугами, на которые была натянута тяжелая черная парусина, целиком скрывавшая то, что находилось под ней. Над сидением кучера с перекладины свешивался небольшой колокол, но язык его был обернут холстом.
– Это мы решили так сделать со священником, который до вас тут был, – сказал цирюльник, обращаясь к отцу Буасси. – Совсем снять колокол мы побоялись, потому что по правилам он должен висеть на повозке с умершими от чумы, но здесь он совсем ни к чему. Ведь эта повозка никого на своем пути не встретит. А колокол только еще больше пугает больных.
– Вы правильно сделали, – сказал священник. |