— Только если не слышали о еде на вынос.

Увидел, что кофе закапал через край, и встал, чтобы налить две чашки.

— Что ты кладешь туда?

— Просто черный. Мне нужен хороший толчок.

— А по мне, так тебе нужно больше спать.

— Примерно через час я должна приступить к работе.

Держа миску с яйцами, Сюзанна замерла, глядя в окно. Холт узнал этот взгляд и погладил поникшие плечи:

— Не надо.

— Извини.

Сюзанна повернулась к плите и вылила взбитые яйца в неглубокую сковороду.

— Не могу не задаваться вопросом, что они делают, хорошо ли проводят время. Дети никогда не уезжали так далеко.

— Разве он не брал их на выходные?

— Нет, только пару раз на полдня, да и те не слишком удались.

Помешивая омлет, Сюзанна попыталась приободриться:

— Ладно, осталось потерпеть еще тринадцать дней.

— Ты не поможешь ни им, ни себе, вкалывая до изнеможения.

Чтобы отогнать раздражающее бессилие, Холт начал массировать напряженные хрупкие плечи.

— Я в порядке. Буду в порядке, — поправилась Сюзанна. — У меня более чем достаточно заказов, чтобы забыться в работе в предстоящие две недели. К тому же, пока дети отсутствуют, смогу уделить больше времени поискам изумрудов.

— Предоставь это мне.

Сюзанна посмотрела через плечо.

— Это наше семейное дело, Холт. И всегда было нашим.

— Теперь и я вовлечен в эту историю, поэтому справлюсь сам.

Она выкладывала омлет так же тщательно, как подбирала слова:

— Ценю твою помощь. Как и все мы. Но камни недаром называют калхоуновскими изумрудами. Двум моим сестрам угрожали из-за них.

— Именно потому это теперь моя задача. Вы с Ливингстоном в разных лигах, Сюзанна. Он умный и жестокий и не станет вежливо просить тебя уйти с дороги.

Повернувшись, Сюзанна вручила ему тарелку:

— Мне уже приходилось иметь дело с умным и жестоким мужчиной, я и так провела в страхе достаточную часть своей жизни.

— И что это значит?

— Только то, что сказала.

Сюзанна подняла свою тарелку и кружку с кофе.

— Не позволю какому-то ворюге запугать себя или заставить бояться поступать наилучшим образом для меня самой или моей семьи.

Холт покачал головой. Он спрашивал совсем не об этом.

— Ты боишься Дюмонта? Физически?

Она вздрогнула, потом выпрямилась.

— Мы говорим об изумрудах.

Сюзанна попыталась отойти в сторону, но Холт заблокировал дорогу. Серые глаза помрачнели, но когда он заговорил, голос звучал настолько мягко и спокойно, как она никогда прежде не слышала:

— Он бил тебя?

Бледные щеки запылали, затем краски отхлынули от лица.

— Что?

— Я хочу знать, бил ли тебя Дюмонт когда-нибудь?

Нервная судорога перехватила горло. В противоположность спокойному тону, в суровом взгляде пылал внушающий ужас огонь насилия.

— Омлет стынет, Холт, а я хочу есть.

Он с трудом сдержался, чтобы не швырнуть тарелку об стену, но сел, ожидая, когда она займет место напротив него. Возлюбленная выглядела очень хрупкой и невероятно невозмутимой в потоке солнечного света.

— Хочу услышать ответ, Сюзанна.

Холт отпил кофе, глядя, как она возит вилкой по посуде. Бывший коп умел ждать и умел давить.

— Нет, — невыразительно ответила она, начав есть. — Он никогда не бил меня.

— Угрожал?

Холт старательно сохранял непринужденность и жевал, не ощущая вкуса.