— Сразу, как увидел эту чудную лиловую рубашку, а под ней такую каменную грудь и все прочее. Только вот твои тонированные ставни...
Он оказался чертовски скор на руку. Только что стоял передо мной, слушая, — и вдруг его колено с сокрушительной силой въехало мне в пах, и в теле моем взорвалась боль. Я невольно согнулся, открывшись для удара молотоподобного кулака, угодившего прямо между глаз. Хлынувшая мне на грудь черная волна была почти облегчением.
Очнувшись, я увидел над собой пару огромных синих глаз, смотревших на меня с участием. Вернувшаяся боль заставила меня застонать, и участие в глазах усилилось.
— Больно? — сочувственно спросила Бонни Адамc.
— Моей мужской гордости гораздо больней, — ответил я. — Но тело пострадало тоже.
— Я не успела предупредить тебя насчет Билла, — искренне сожалела она. — Он ужасно жестокий. Из тех, кто любит жестокость ради жестокости, если ты меня понимаешь.
— Я тебя очень хорошо понимаю, — проворчал я, пытаясь принять сидячее положение. — Где он сейчас?
— Ушел, — ответила она. — Велел закрывать магазин и убираться вон, забрав тебя с собой. Сказал, что если ты — единственный клиент, которого я смогла заманить за три дня, то мне придется до самой старости ждать; пока он заплатит. — Она глубоко вздохнула. — Мне и раньше казалось, что я его ненавижу. Теперь я знаю это точно!
Я поднялся на ноги, все еще скрючившись, затем медленно распрямился.
— Где он живет?
— Не будь еще большим идиотом, чем ты только что был, — жестко возразила она. — Он тебя там ждет, да еще с парой дружков. В следующий раз ты очнешься в больнице, если очнешься!
— Я никогда не стремился стать героем, — ответил я, — даже в лучшие свои времена. Как ты насчет того, чтобы, отвезти меня домой и все же что-нибудь выпить?
— О'кей, — кивнула она. — Хочешь, навались на мое плечо.
— Возможно, потом, — пообещал я, — но сначала выпить.
Мы доехали до моего дома за пятнадцать минут. Бонни Адамc своим вождением свела бы с ума любого чемпиона, и я с облегчением перевел дух, когда она наконец затормозила у моих ворот. Резкая боль перешла в ноющую, но я обнаружил, что могу передвигаться на своих двоих без особых проблем. Мы вошли в гостиную, и я занялся баром. Бурбон со льдом в высоком стакане — все, что мне требовалось сейчас, и я успел сделать пару глотков, прежде чем вспомнил о брюнетке, усевшейся на стуле прямо передо мной.
— Скотч с содовой, — сказала она. — И надеюсь, что мне не придется заниматься хирургией после такой анестезии!
Я смешал ей напиток и пододвинул через стойку стакан.
— Ты знаешь Маризу? — спросил я.
Она кивнула:
— Мы встречались. И я считаю, что ее папаша сам не понимает своего счастья. Ему бы радоваться, что он от нее избавился.
— Ты ее не любишь? — проявляя догадливость, спросил я.
— Она жуткая оторва. — Бонни со вкусом потягивала свой скотч. — Охотница до мужиков, но еще больше ей нравится манипулировать ими. Ты, похоже, неплохой парень, Холман, хоть и не умеешь драться. Мой тебе совет — пойди к ее папаше и скажи, что ты ее не нашел.
— Ее папаша не желает, чтобы она снималась в порно.
Но еще больше он опасается, что это ей не нравится.
— Как это?
— Папаша думает, что кто-то заставляет ее заниматься этим, — пояснил я.
— Никому еще не удавалось заставить Маризу сниматься, если у нее нет настроения, — коротко рассмеялась Бонни. |