Молюсь, чтобы это был последний раз, когда мне пришлось делать что-то подобное.

Я вздыхаю и перехожу к следующей коробке – со смирительной рубашкой, которую я купила у бездомного в Канзас-Сити. Я с содроганием представляю, откуда он мог ее взять, и вспоминаю, сколько времени мне потребовалось, чтобы научиться из нее выбираться. Швайнгард Великолепный много недель помогал мне надевать и снимать рубашку, прежде чем у меня наконец-то стало получаться без единой заминки. Об этом мама тоже не знает.

И вот я медленно снимаю крышку с коробки, заполненной газетными вырезками со статьями о многочисленных подвигах Гудини. На меня накатывает знакомая грусть, та самая детская тоска, которую я впервые ощутила, когда поняла, что, скорее всего, не нужна своему отцу. В противном случае он бы меня не бросил, так ведь?

Я опускаю взгляд вниз, на листовку, которую взяла в Сан-Франциско, когда мы с цирком колесили с туром по всей Калифорнии. Горящие глаза Гарри Гудини смотрят на меня в ответ.

– Я получила это проклятье от тебя? – шепотом спрашиваю у величайшего в мире мага и иллюзиониста.

Потому что я этого не хочу. Всего этого. Не желаю видеть будущее, чувствовать чужие эмоции и, конечно, говорить с мертвецами. Все, о чем я когда-либо мечтала, – быть обыкновенной девушкой с обыкновенно жизнью. Вряд ли беседы с мертвыми или способность предсказывать будущее могут считаться чем-то нормальным.

Я кладу листовку обратно в коробку и снова засовываю все свои сокровища под кровать. Боль жгутом стягивает мою грудь... словно смирительная рубашка.

Мой отец не узнает меня, если мы случайно столкнемся на улице.

Он никогда не признает меня своей дочерью.

Ему даже не известно о моем существовании.

И готовясь ко сну, я не могу не задаваться вопросом: являются ли мои способности проклятием, бременем, которое я должна нести как незаконнорожденная дочь Гарри Гудини?

Несмотря на усталость, чтобы заснуть, мне требуется целая вечность, и когда это наконец удается, сплю я беспокойно. Постоянно просыпаясь и в глубине души испытывая страх, что Уолтер вернется. Но постепенно мое тело расслабляется, и я погружаюсь в глубокий сон.

Электрические вспышки. Картинка за картинкой. Меня окружает черная как смоль вода. Сбитая с толку и растерянная, я никак не могу выбраться на поверхность. Мои руки, крепко связанные за спиной, бесполезны. Легкие горят от нехватки воздуха. Смерть кружит вокруг словно акула, но боюсь я вовсе не за себя. Перед глазами появляется прекрасное лицо моей матери, ее ноздри раздуваются, глаза расширены от страха... И я слышу, как она снова и снова выкрикивает мое имя.

Задыхаясь, я резко сажусь в кровати. Сердце бешено стучит. Вокруг все еще чувствуется аромат жженого сахара. Дрожа, я сбрасываю одеяло, выскальзываю из комнаты и на цыпочках крадусь по коридору. И только увидев маму, все еще мирно спящую, услышав ее тихое дыхание, я чувствую, как мое сердце начинает успокаиваться.

Был ли это обыкновенный кошмар? Или предчувствие грядущего? Что со мной происходит? У меня никогда не было таких вот повторяющихся видений. И, конечно, никогда прежде я не предсказывала ничего, связанного со мной и мамой. Великая война, эпидемия испанки³ и «Титаник»... Предвидеть все это было достаточно жутко, но нынешние видения ужасны совершенно по-новому. Возможно, это и не видения вовсе. Но что же тогда?

Правда я и с мертвыми парнями никогда прежде не разговаривала.

Я моргаю и растираю лицо ладонями, стараясь избавиться от тупой, ноющей боли в голове. Возможно, после краткого визита Уолтера в мое тело осталось нечто большее, чем просто плохие воспоминания. Сколько раз мы с матерью находили в номерах отелей отвратительные следы пребывания предыдущих постояльцев? Может, в этот самый момент мои внутренности испачканы какими-нибудь призрачными отбросами.