Я воспользовался этим плачем как указателем и вскоре нашел косматую собаку, придавленную кустом шиповника. Собака породистая, хотя и очень худая, кожа да кости, со спутанной шерстью. Ошейника на ней не было. Когда я наклонился, собака оскалила зубы и я заметил у нее на морде рубец от хлыста. Посмотрев ей в глаза, в которых застыл страх, я попытался мысленно успокоить и утешить ее. Она понюхала мои пальцы, потом лизнула их.
К счастью, собака, в отличие от меня, была не ранена, а только придавлена; на ней оказалось несколько царапин. Когда я снял последние ветки шиповника, удерживавшие ее, она встала на лапы, встряхнулась, сделала шаг от меня, другой. Потом оглянулась, вернулась ко мне, и я ощутил ее благодарность.
Так я нашел Равит, и она оказалась необычной собакой. Раньше с ней обращались жестоко, и она привыкла всех людей считать врагами. Но между нами не было никакой преграды. Я воспринимал ее мысли, хотя иногда их было трудно понять. Но мы постоянно общались, я находил это интересным, а ей это должно было казаться еще большим чудом.
В Лормте бывали посетители, обычно один‑два купца, которые привозили то, что не растет на наших полях, а также соль и железо, которое наш кузнец Джантон использовал с большим мастерством. Заходили пограничники, от них мы узнавали о ходе войны. Я расспрашивал о Кемоке всех, но только один раз услышал о нем от заезжего конеторговца, который продал Кемоку торгианца. Но больше я ничего не узнал.
Время было беспокойное и тревожное. И поэтому я часто уходил к границам леса. Равит всегда бежала рядом со мной. Хотя мы располагались далеко от гор и разбойники сюда не забредали, я все же чувствовал необходимость в таком патрулировании.
Морфью рассказывал мне как‑то, что Древние построили этот город, окружив его стражей Силы, и поэтому тем, кто в его стенах, нечего опасаться. Тем не менее я взял лопату и сровнял почву, которая мешала воротам закрываться.
Тревога моя усиливалась, и у меня выработалась привычка каждое утро бросать кристаллы. Странно, но Равит при этом каждый раз вставала со своей подстилки в ногах моей кровати и приходила смотреть. Однажды я выбросил бусинки кроваво‑красного цвета и еще серого – цвета дыма угасающего костра. Но когда попытался поделиться своим дурным предчувствием с Морфью, он покачал головой и сказал, что древние надежно защищают нас.
Мои предчувствия оправдались, когда прибыл отряд пограничников. Это были не разведчики. И их не послали для отражения набега. Все свое имущество они привезли на пони. И от людей и животных, особенно от животных, исходило ощущение тревоги, необычной опасности.
Командир пограничников собрал ученых, которые пожелали его выслушать, и фермеров, чтобы передать предупреждение. Мы должны уйти. Пагар из Карстена собрал огромную армию, такой в этой части мира еще никогда не видели. Авангард этой армии уже проник глубоко в горы на широком фронте, и у Эсткарпа нет возможности остановить нашествие.
– Но это больше не наша война, – сказал капитан. – Ибо Совет прислал Великий Призыв, и мы направляемся в город Эс. Если хотите быть в безопасности, поезжайте с нами. Но не думайте, что мы из‑за вас будем задерживаться.
Квен посмотрел на ученых и заговорил:
– Лормт хорошо защищен, капитан. – Он указал на стены и башни. – Не думаю, чтобы где‑нибудь мы были защищены лучше, чем за этими стенами, с тех пор как в них был уложен последний камень. Жизни вне этих стен для нас нет. К тому же среди нас есть мудрая женщина Бетали. Она не волшебница, но обладает Силой.
Капитан поморщился и повернулся к Джантону.
– Тогда твои люди… – начал он.
Джантон оглянулся, но вначале один, потом другой покачали головой. Кузнец пожал плечами.
– Мы благодарим тебя, капитан. Но здесь так долго жили наши предки, что если мы уйдем, то станем подобны зерну, унесенное с поля, – зерну, которое пропадет без пользы. |