Да, положение сложилось исключительное: о местонахождении вожделенного объекта, помимо побывавших в системе, наверняка знали и дядя, и Принц, а может, и еще кто, но наложить на него руки не представлялось возможным. Секрет п‑в‑туннеля в эту систему умер вместе с Вольфаром, поэтому те, кто находился снаружи, не могли сюда попасть без огромного риска молниеносно десантироваться в ад. А герцог Венелоа, полностью контролировавший ситуацию по эту сторону п‑в‑перехода, не мог отсюда выбраться – любопытная вариация на тему собаки на сене… Бесспорно, в моем анализе не хватало нескольких важнейших аспектов, о которых я никак не мог прознать: расположение системы не только в галактической сети, но и вообще в пространстве, наличие/отсутствие поблизости других п‑в‑туннелей, возможности герцога и его людей по части разгадки феномена научным путем и так далее…

Но вот этим я себе голову уж действительно не забивал – как есть, так и ладно. Важно‑то для моего анализа было другое: кто бы ни стоял за Вольфаром, столкнуться с подобной ситуацией он не был намерен. Ему нужна была станция, и, следовательно, расчет был примерно такой: предоставить Вольфару возможность спокойно добраться до цели, затем дать ему пофанфаронить, может даже, показать близость победы, выманить в нормальный участок Галактики и только потом уже пришить. А тут влез я со своей находкой в виде герцога Венелоа и все испортил. Что, конечно, утешало, но не слишком…

Не знаю, кому‑то я могу показаться излишне щепетильным, а кому‑то сентиментальным, но не добавили мне эти размышления хорошего настроения – ощущение было примерно такое, будто в дерьме повалялся (или тебя поваляли – немногим лучше)… Почувствовав, что зачастую оказываюсь на грани припадков ярости, вымещать которую все равно было негде, я почел за лучшее сменить пластинку и перейти к чему‑нибудь другому…

К Уилкинсу, в частности, – с ним дела обстояли значительно приятнее. Не в смысле ясности, конечно… Вопросов было много, и куда как более серьезных. В самом деле, ситуация, когда блестяще зарекомендовавший себя кадровый офицер неожиданно выходит по собственному желанию в отставку и устраивается работать телохранителем, не выглядит естественной. Особенно если учесть, что предложенная мне аргументация данного решения явно не выдерживала критики… Ну и совсем уж странным являлось то, что знаменитый майор Уилкинс стал охранять именно меня. Почему странным? Посудите сами: когда я принимал его на службу, то наводил справки, просил рекомендации и тому подобное – это нормально, в порядке вещей. А он что же, всего этого не делал?! Ни за что не поверю – при его‑то любви к доскональному знанию ситуации… В противном же случае он должен был выяснить, что работа у меня – совершеннейшая фикция, синекура или любой другой синоним для ничегонеделания. А для такой энергичной натуры это абсолютно не подходило, или, используя собственное выражение майора, «ни в какие ворота не лезло»… Да, платил я больше всех, но теперь, получше узнав Уилкинса и его отношение к деньгам, мог смело утверждать – на его выбор финансовая сторона вопроса повлиять не могла, а байки про мою маразматическую щедрость пусть рассказывает своим коллегам. Они их охотно схавают, а я – уже нет… В общем, напрашивался вывод: еще только поступая ко мне на службу – более двух лет тому назад! – Уилкинс знал, что когда‑нибудь ему предстоит поработать по‑настоящему! Лишний раз это подчеркивала готовность, с которой он взялся за дело и ловко навязал мне свое общество… Ну? Откуда же он, интересно, об этом узнал? И что тогда входило в его обязанности, помимо охраны меня (с чем он, надо отдать должное, справлялся превосходно)?.