— Я же не из камня сделана, Гарри. У меня тоже бывают настроения. Я меняюсь. Я такое же человеческое существо, как все. Или ты хочешь, чтоб я всегда ела только креветок и палтуса?

— Господь с тобой, Лу. Заказывай что угодно, лишь бы ты была довольна.

«Она созрела», — решил он, наблюдая за тем, как жена ловко расправляется с омаром.

— Рад сообщить вам, мистер Оснард, сэр, что второй костюм, который вы у меня заказывали, готов, — говорил наутро Пендель по телефону, установленному у него в мастерской. — Отглажен, сложен, упакован, как полагается, и ждет встречи с вами. А я в самом скором времени жду от вас чека.

— Замечательно. Когда мы все встретимся? Просто сгораю от нетерпения примерить его.

— Боюсь, что «все» не получится, сэр. Нет, встретиться, конечно, можно, но… момент еще не настал. Я снимаю мерку, я занимаюсь раскроем — словом, делаю все самостоятельно и единолично.

— Как прикажешь это понимать, черт побери?

— Это означает, что я сам и доставляю заказ. Никого не допускаю к этому делу. Только вы и я, и никаких третьих лиц, никакого стороннего вмешательства. Я говорил с ними неоднократно, но они пока что не стронулись с места. Вся сделка ведется только через меня, иначе никакой сделки. Такова их политика, нам остается только сетовать.

Встретились они в баре «Коко», в Эль Панама. Пендель разразился пылкой речью:

— Такова ее мораль, Энди, я же предупреждал! Она непреклонна! Нет, она очень уважает тебя, и ты ей нравишься. Но она всегда проводит четкую линию. Одно дело — честь и повиновение мужу. И совсем другое — шпионить за своими коллегами, работать на британского дипломата, в то время как сама она американка. И тут уже не принимается во внимание факт, что ее начальничек предает самые священные для нее понятия. Можно назвать это лицемерием, но таковы уж женщины! «Никогда даже не упоминай об этом мистере Оснарде! — говорит она мне вдруг. — И не смей приводить его домой, и не рассказывай о нем детям, он их отравит. Никогда не говори ему, что я согласилась сделать эту ужасную вещь, о которой ты просил, иначе уйду в молчаливую оппозицию». Вот такие дела, Энди. Говорю тебе честно и прямо, теми же самыми словами, как бы ни казалось это обидным. Когда Луиза уперлась, ее не сдвинуть даже бомбардировщиком «Стелз».

Оснард забросил в рот гость орешков кешью, откинул голову на спинку кресла и начал жевать.

— Лондону это не понравится.

— Придется скушать, ничего не поделаешь. А куда им деваться, Энди?

Оснард задумчиво продолжал жевать. «Да. Деваться им некуда, — мрачно согласился он».

— И подписывать она тоже ничего не станет, — добавил после паузы Пендель. — Так же, как и Мики.

— Умная девочка, — жуя, пробормотал Оснард. — Ладно. Зарплата ей будет начисляться с начала этого месяца. И убедись, что все расходы на нее учтены. Машина, электричество, отопление. Хочешь еще выпить или обойдемся?

Луиза была завербована.

На следующее утро Пендель проснулся с сильнейшим ощущением раздвоенности, ничего подобного за долгие годы борьбы за выживание, мелких уловок и хитростей он еще не испытывал. В него словно вселился не один, а сразу несколько человек. Причем некоторые были вовсе незнакомы ему, а кое-кто явился из прежней жизни — то были надзиратели и товарищи по заключению. Но все, сколь ни покажется странным, были на его стороне, шли вместе с ним в одном направлении, разделяли его великую цель.

— Похоже, что наступает нелегкая неделя, Лу! — крикнул он жене через занавеску в душе.