Молтби возмутился:
— О, я просто терпеть не могу этих американцев! Считают, что и все остальные должны стремиться попасть в лапы дьяволу, как это сделали они, и чем скорее, тем лучше. Все быстро, все с наскока. Но так дела не делаются. Посмотрите на нас.
— Допустим, американцы ничего не знают. Или сделают вид, что не знают.
— Допустим, тут и вовсе нечего знать. Последнее кажется мне более вероятным.
— Нет, доля истины в этом, наверное, все же есть, — упрямо покачал головой Стормонт.
— Исходя из того же принципа, что сломанные часы все же показывают верное время два раза в сутки. Да, в таком случае что-то может оказаться и правдой, — презрительно заметил Молтби.
— Допустим, американцы в это поверят. Причем неважно, правда это или нет, — упрямо гнул свое Стормонт. — Ну, купятся на это, если так вам больше нравится. Лондон-то купился.
— Какой именно Лондон? Не наш, это ясно. И нет, разумеется, американцы никогда в это не поверят. Их системы куда совершенней наших. И они очень быстро выяснят, что все это бред, скажут, что будут иметь в виду, и пошлют всех к чертовой матери.
Но Стормонт не унимался:
— Люди не слишком доверяют всем этим системам. Разведка — это как экзамены. Всегда почему-то кажется, что парень, сидящий за соседней партой, знает больше, чем ты.
— Найджел, — строгим начальственным тоном заметил Молтби, — позвольте еще раз напомнить, мы не даем оценок. Жизнь предоставила нам редчайшую возможность находить постоянное удовлетворение в своей работе и верой и правдой служить обществу. Перед нами прекрасное светлое будущее. И сомневаться в этом — тяжелейший грех.
Все еще смотревшего в небо Стормонта уже не утешали своим видом белые облака. До сих пор он ясно представлял себе свое будущее. Пэдди сжирал этот проклятый кашель. Они могут позволить себе обратиться лишь к жалкой полуразвалившейся системе британского здравоохранения. Не за горами и преждевременная отставка, предполагающая, что они должны вернуться в Сассекс. Все прежние мечты пошли прахом. Вместе с Англией, которую он некогда так любил.
Глава 20
Они лежали в мастерской для шитья, прямо на полу, на куче ковриков, которые женщины индейского племени куна держали здесь для своих гостей — бесчисленных двоюродных братьев и сестер, а также дядюшек и тетушек из Сан-Блас. Над головами у них висели ряды пиджаков, в ожидании, когда в них сделают петли для пуговиц. Источником света было только небо, а также красноватые отблески городских реклам. Единственными звуками — шум движения на Виа Эспанья и Марта, тихонько мурлыкавшая что-то ему на ухо. Оба они были одеты. Она уткнулась изуродованным лицом ему в шею. И еще она вся дрожала. И Пендель — тоже. Вместе они составляли одно испуганное тело. Они чувствовали себя детьми в пустом заброшенном доме.
— Они сказали, что ты мухлюешь с налогами, — шептала Марта. — Я в ответ говорю: налоги он платит. «Я сама веду все приходно-расходные книги, так прямо им и сказала. — Уж я-то знаю».
Тут она умолкла и ждала, что он что-нибудь скажет, но Пендель молчал.
— Тогда они сказали, что ты жульничал со страховкой. А я и говорю: «Вот и неправда, я сама занимаюсь страховкой. И там все в порядке». Тут они заорали, чтоб я не смела задавать вопросов, что на меня есть досье. Но я не испугалась, я ведь уже битая, у меня иммунитет. — Она еще теснее прижалась к нему. «Никаких вопросов я не задавала». Тогда они сказали, что запишут в досье, будто бы у меня в спальне висят на стене портреты Че Гевары и Кастро. Что я опять связалась со студентами-радикалами. Я сказала, что ничего подобного, хотя на самом деле это правда. |