— Ну а с ним самим? С прессой?

Пендель снова выдержал паузу, как делал всегда, когда ему казалось, что он вступает в противоречие с правилами конфиденциальности.

— Сей государственный муж, сэр, постоянно пребывает под давлением обстоятельств. Он очень одинокий человек, лишенный того, что мы называем простыми человеческими радостями, ради которых стоит жить. Побыть несколько минут наедине со своим портным — для него приятное разнообразие.

— Так вы с ним болтаете, да?

— Я бы предпочел термин «утешительный антракт». Он спрашивает, что говорят о нем мои клиенты. Я отвечаю, не называя никаких имен, разумеется. Иногда, если у него особенно тяжело на сердце, он оказывает мне большую честь и делится сокровенным. У меня репутация человека, умеющего хранить чужие тайны. О чем, несомненно, бдительные советники его информировали. А теперь, сэр, прошу сюда, пожалуйста!

— А как он вас называет?

— С глазу на глаз или в присутствии других?

— Тогда, наверное, Гарри?

— Правильно.

— А вы?

— Я никогда не позволяю себе лишнего, мистер Оснард. Судьба подарила мне шанс, меня пригласили. Но для меня он господин президент — и всегда останется им.

— Ну а Фидель?

Пендель весело рассмеялся. Казалось, он с нетерпением ждал этой возможности — посмеяться от души.

— Видите ли, сэр, в последнее время Команданте действительно полюбил хорошие костюмы, что с его стороны вполне естественно ввиду наступившей полноты. И нет в регионе портного, который бы не отдал все на свете за право пошить ему костюм, что бы там ни думали о нем эти янки. Но он остается верен своему кубинскому портному, что вы, надеюсь, успели с неудовольствием отметить, глядя на него в телевизоре. О господи!.. Ладно, ни слова больше. Наше дело сторона. И если от него позвонят, в «П и Б» всегда с удовольствием ответят.

— Я смотрю, вы тут управляете целой секретной службой.

— Это жестокий мир, мистер Оснард. Самая жесткая конкуренция. И я был бы полным идиотом, если бы не держал ухо востро.

— Само собой. Что ж, вернемся к тропинке, проложенной великим Брейтвейтом.

Пендель вскарабкался на стремянку. И, с трудом удерживая равновесие, доставал с самой верхней полки рулон самой лучшей серой альпаки, с тем чтоб представить ее на суд мистера Оснарда. Как и почему оказался здесь этот человек, каковы были его истинные мотивы, оставалось для него тайной. И у него было не больше желания копаться в ней, чем у кошки, загнанной на вершину дерева. Туда, где она искала спасения.

— Очень важно, сэр, это я всегда говорю, поместить эти материалы здесь, пока они еще, что называется, тепленькие, и не забывать переворачивать, — громко говорил он, едва не упираясь носом в полку с отрезами темно-синей камвольной шерсти. — Ну вот, думаю, вы одобрите мой выбор, мистер Оснард. Отличный выбор, доложу я вам, и этот ваш серый костюм произведет в Панаме настоящий фурор. Сейчас спущусь и покажу. Хочу, чтоб вы хорошенько рассмотрели и пощупали этот материал. Марта! Пожалуйста, подойди, дорогая!

— А на кой черт нужен второй, что-то никак в толк не возьму! — откликнулся снизу Оснард. Заложив руки в карманы, он рассматривал галстуки.

— Ни один на свете костюм нельзя носить два дня подряд, это я всегда всем говорю. Жир и пот так и норовят впитаться в ткань, это происходит, когда вы напряженно работаете. Ну и сразу же мчитесь в химчистку, а это, доложу я вам, начало конца. Костюм без смены — это половинка костюма, так я всегда говорю. Марта! Куда, черт побери, запропастилась эта девчонка?

Оснард приподнялся на цыпочки.

— Мистер Брейтвейт пошел в этом смысле даже дальше.