Вот и эта ситуация почти ничем не отличалась, разве что Мики не потел, не блевал и не ругался. И не просил отправить его в тюрьму — под тюрьмой подразумевалась жена.
Напоминая себе об этом, Пендель подхватил Мики под мышки и рывком поставил на ноги, но должной силы в бедрах, ягодицах и прочем не оказалось, к тому же ночь выдалась жаркая и влажная, и тело просто не успело закоченеть, что значительно осложняло ситуацию. Пендель едва не надорвался, помогая своему другу переступить через порог, а затем, держась одной рукой за перила и используя всю силу, которой наградил его господь, свел вниз, к внедорожнику, преодолев четыре ступеньки. Теперь голова Мики покоилась у него на плече, и он отчетливо ощущал просачивающийся через бинты ржавый запах крови. Ана накинула на плечи Мики пиджак, и теперь Пендель не совсем понимал, зачем заставил ее сделать это. Правда, пиджак был очень хороший и ему была невыносима сама мысль о том, что Ана может отдать его первому встречному нищему. Ему хотелось, чтоб пиджак сыграл свою роль в славе Мики, потому что идем мы сейчас, Мики — уф, третья ступенька! — идешь ты сейчас к своей славе. И должен выглядеть соответствующе, первым на деревне парнем, самым красивым и нарядным героем, которого когда-либо видели девушки.
— Беги вперед, открой дверь машины! — крикнул он Ане. При этом Мики в свойственной ему непредсказуемой манере и упрямстве чуть не испортил все дело — качнулся вперед и едва не слетел с нижней ступеньки. Но Пендель мог и не волноваться. Внизу уже поджидали двое парней с протянутыми руками, Ана успела приспособить их к делу. Ана принадлежала к тому разряду девушек, которым всегда, чисто автоматически, удавалось приспособить к делу любого мужчину.
— Эй, вы, поаккуратней! — строго приказала она им. — Он, должно быть, вырубился.
— Да у него глаза открыты, — заметил один парнишка. Это был классический пример заблуждения, основанного на том, что если видишь один открытый глаз, стало быть, где-то рядом имеется и второй такой же.
— Пригни ему голову, — распорядился Пендель.
Но это пришлось сделать самому, парни не решились, лишь неуверенно переглядывались. Пендель откинул спинку сиденья, сунул Мики в машину головой вперед, пристегнул ремнем, захлопнул дверцу, поблагодарил парней, взмахом руки поблагодарил водителей машин, что выстроились в ожидании, пока он отъедет, и уселся за руль.
— А ты иди на праздник, — сказал он Ане.
И тут же спохватился. Теперь он не имел права командовать ею. Она снова принадлежала самой себе, и горько плакала, и твердила, что Мики никогда в жизни не сделал бы ничего такого, что заслуживало бы преследования со стороны полиции.
Ехал он медленно, что вполне соответствовало настроению. К тому же Мики, как сказал бы дядя Бенни, заслуживал уважения. Замотанная бинтами голова моталась из стороны в сторону, когда машина подпрыгивала на ухабах, и если б не ремень безопасности, удерживающий на месте, Мики давно бы всем телом навалился на Пенделя, что прежде случалось в их жизни частенько. Руководствуясь указателями, Пендель вел машину по направлению к больнице, включив мигалку и сидя за рулем подчеркнуто прямо, как всегда сидели водители «Скорых», проносившихся по Лиман-стрит.
«Так, теперь скажи, кто ты?» — спрашивал Оснард на занятиях, проверяя, насколько хорошо Пендель усвоил свою легенду. «Я врач, гринго, приписан к местной больнице, вот кто я, — отвечал он. — И в машине у меня серьезный больной, состояние критическое, так что не мешайте мне, пожалуйста, не отвлекайте от дороги».
На контрольно-пропускных пунктах полицейские расступались и пропускали его. Один офицер даже остановил поток встречных машин, из уважения к пострадавшему. Но сей жест оказался бесполезным, поскольку Пендель проигнорировал поворот к больнице и продолжал ехать прямо на север по той же дороге, какой добирался сюда. |