– Это я вам написала ту записку. Путано получилось, глупо, потому что я волновалась. Понимаете, Павел, Сергей Иванович исчез. Ушел из офиса и не вернулся. Шесть, точнее, даже семь дней назад. Меня в тот день в Москве не было. Я там редко бываю… Живу на два дома. У меня в Праге дочь живет, замуж вышла. И мама. Мы тут давно. Я, конечно, сразу приехала. Милиция, розыск. Странно все это. Водитель, секретарь… никто ничего не знает. Вот я и решила вернуться пока в Прагу – в Москве мне одной не сиделось, – а потом, думаю, приеду прямо сюда. Этот городок и музей местный я хорошо знаю. А вы? Когда Сергея в последний раз видели… впрочем, при чем тут вы… позвольте я заберу эту картину, – неожиданно закончила Полина, и в голосе ее звучала настойчивость.

– Но она еще не закончена.

В дверь постучали, горничная принесла чай и, обменявшись с дамой несколькими фразами по-чешски, удалилась.

– Так я могу ее забрать?

– Нет-нет, портрет не дописан.

– Мне все равно.

– Вещь не закончена, простите, Полина. А потом Сергей Иванович…

– Понятно, – в голубых глазах собеседницы мелькнула сталь, не дослушав, она поднялась. – Что ж, мне пора.

– Мне очень жаль, Полина! Надеюсь, все обойдется. Спасибо вам большое. У вас все будет хорошо, – поспешил успокоить ее Павел, по-прежнему плохо понимая, что происходит.

– Уже не будет, – тихо ответила Полина и закрыла за собой дверь.

Потом, в Москве, Павел пожалел, что не отдал копию Полине, потому что Сергей Иванович так и не появился. В самом деле исчез. А синьора Беллини нашла свое место на стене его мастерской. Работа ему нравилась. Наверное, хорошо, что не отдал…

9. Подруга

Валентиновка, август 20… г., акварель/картон

– Ну, наконец-то! Добро дошли! – выглянув за калитку, закричала Лиза. У ворот припарковался старенький серый «Гольф». Через минуту груженная сумками из машины вылезла рослая молодая дама. – Мила, я тебя уже заждалась! Что ж так долго!

– Заштрафовали меня гаишники. Рублев опять нет. Наменяешь мне, пожалуйста. Купила, как вы говорите, болгарский перец – почему болгарский, а не сербский? Будем готовить пэчэну паприку. Любишь? Как мой дедушка ее готовил! Пальчики оближешь! Как тут хорошо… все-таки какие гады, почему заштрафовали. А у меня на Смоленке так противно, душно… – Мила, на самом деле Милица Мркч, была сербкой, переводчицей. Лет восемь назад она на год приехала в командировку в Москву и так здесь и осела. Жила на два дома, кочуя между Москвой и Новым Садом. Как-то на вечеринке, теперь уже непонятно, у кого и где, они познакомились и подружились.

Пытаясь прикурить сигарету, Мила продолжала вытаскивать из багажника пакеты и говорила без остановки.

– Милка, хватит трепаться. Пошли в дом. Будешь зеленые щи?

– Боже мой, как здорово. А где я буду спать? Ой, яблок-то сколько! А где все твои?

Шумная, энергичная, деловая, она налетела, как ураган, обрушивая на Лизу последние новости. Она то исступленно кого-то ругала, то с жаром что-то расхваливала. Милица жила в полярном мире: любовь – ненависть, черное – белое, драка – объятия. Середины не было. Похоже, что редкое чувство покоя посещало Милицу, только когда она усаживалась на террасе старой Лизиной дачи. За окнами, повинуясь ветру, качались ветки сирени, щебетали птицы, издалека доносился лай собак… В любом другом месте Милица держала оборону по всем фронтам, готовая броситься на каждого подозрительного ей человека.

Был уже восьмой час вечера, когда они расположились на террасе.