Эдуардо, будучи первенцем, должен был наследовать всю собственность по смерти отца, но тот предпочёл объединиться с братом, чтобы в дальнейшем совместно ею распоряжаться. Я питала симпатию к своему деверю, это был нежный и игривый человек, который вечно со мной шутил или же приносил небольшие подарки – полупрозрачные агаты из русла реки, скромное ожерелье из запасов мапуче, полевые цветы, популярный журнал мод, что сам выписывал у местных жителей. Таким способом он лишь пытался как то сгладить безразличие своего брата по отношению ко мне, ставшее очевидным каждому члену нашей семьи. Как правило, тот брал меня за руку и, проявляя беспокойство, спрашивал, хорошо ли я себя чувствовала, может, что то нужно. А, бывало, что временами и интересовался, скучала ли я по бабушке, и не надоело ли мне в Калефý. Сюзанна, напротив, вечно охваченная пассивностью одалиски, если не сказать ленью, бóльшую часть времени не обращала на меня никакого внимания и вела себя дерзко, каждый раз стараясь как можно быстрее от меня убежать, даже, порой, не дав договорить. Пышная, с золотистого цвета кожей лица и большими тёмными глазами, девушка была настоящей красавицей, но что то мне слабо верится, что она в полной мере осознавала собственную красоту. Ведь та, за исключением, пожалуй, семьи, прежде ни перед кем не наряжалась, а, стало быть, не придавала особого значения своим нарядам, и, порой, непричёсанной, проводила день, завернувшись лишь в надеваемый после сна халат и в тапочках на овчинном меху, вечно дремлющая и печальная. Иной раз бывало и наоборот, эта девушка появлялась на людях, вся сияя, точно арабская принцесса, с длинными тёмными волосами, уложенными в пучок, перехваченный гребешками из черепашьего панциря, и надев золотое ожерелье, подчёркивающее идеальные очертания её шеи.

Когда молодая особа пребывала в хорошем настроении, та с удовольствием начинала мне позировать, и даже за столом однажды намекнула, что хотела бы сняться обнажённой. Подобное заявление стало настоящей провокацией, упавшей точно бомба на столь консервативную семью – с доньей Элвирой чуть не случился очередной приступ, а Диего, будучи сам на взводе, поднялся на ноги так резко, что своими движениями опрокинул стул. Если бы тогда Эдуардо не обернул всё произошедшее в шутку, в семье разыгралась бы настоящая драма. Адела   наименее привлекательная из детей семьи Домингес   со своим кроличьим лицом и голубыми, практически невидными из за веснушек, глазами, без сомнения, считалась самой симпатичной. Её весёлость оказалась такой же непреходящей, как и утренний свет. Все мы могли на неё рассчитывать, чтобы как то поднять собственный дух, даже когда о конце зимы было рано и мечтать, потому что ветер ещё завывал среди кровельных черепиц, и нам уже порядком надоело бесконечно играть в карты при свете свечи. Её отец, дон Себастьян, обожал свою дочурку, не мог ни в чём отказать и, как правило, просил ту полушутя полусерьёзно остаться на всю жизнь старой девой, чтобы было кому заботиться о нём самом в преклонном возрасте.

Пришла зима, а вместе с ней в земельном владении и уменьшилось количество жильцов на двух детей и одного старика, разом умерших от пневмонии. Также скончалась и бабушка, жившая в доме и, согласно подсчётам, уже более века, потому как приняла первое причастие ещё тогда, когда Чили, в 1810 году, объявила о своей независимости от Испании. Все похороны сопровождались скромными церемониями здесь же, на кладбище в Калефý, с течением времени ставшим настоящей топью ввиду характерных этим краям проливных дождей. Лить не переставало аж до самого начала сентября, когда повсюду вступила в свои владения настоящая весна, и мы, наконец то, беспрепятственно смогли выйти во внутренний двор и выставить на солнце покрытые плесенью одежду и матрацы. Донья Эльвира, кутаясь в шали, все эти месяцы провела то на кровати, то на кресле, с каждым днём всё больше слабея.