Лариса опустилась на стул:

– Ну говори.

– Ты знаешь, я хотел тебе сказать, что всегда тебя любил. И сейчас люблю. Только тебя. Были, знаешь, у меня бабенки, конечно. Не без греха я. Но никогда я тебя не обманывал. И никогда в жизни тебя променять ни на кого не хотел. Всегда знал, что ты у меня одна, единственная, и кроме тебя мне никто не нужен. Все, собственно.

Лариса рассмеялась.

– Ну и что, медаль, что ли, за это тебе дать?! Выдумал тоже.

Через месяц Петр умер, совершенно внезапно, от инсульта. Лариса пережила это с трудом. И никак не шел у нее из головы тот странный разговор. Ну почему она тогда засмеялась, почему не захотела поговорить серьезно? И почему этот разговор вдруг затеял Петр? Сначала от этих, мучавших ее вопросов было очень тяжело.

Через какое то время боль от потери стала не такой острой, и Лариса все время ловила себя на мысли: «Как же хорошо, что он успел мне ЭТО сказать!»

Ночной разговор

– Ну послушай, не плачь, ну давай все по порядку. Катя здорова? А мама? Ну а что тогда? На работе что нибудь?

Надежда все равно захлебывалась от слез и никак не могла взять себя в руки. Наконец, немного успокоившись, смогла выдавить:

– Понимаешь, у него, оказывается, дочери два с половиной года.

Сначала я даже не поняла, о чем или, собственно, о ком идет речь.

– У него, это у кого?

– У Олега! – простонала Надежда. Ну конечно, как я забыть то могла! Про кого еще может идти речь?!

– Надя! Да ты с ума сошла! Вы же расстались больше чем два года назад. Постой, или я что то путаю?

– Да ничего ты не путаешь!

– Нет, ну а чему ты тогда, собственно, удивляешься? Ты же за эти два года его ни разу не вспомнила. Я что то не пойму, Надь, ну ты же его сама выгнала.

– Ну да. Ну он же был абсолютно никчемный. Он же только под ногами мешался. Амеба такая. На диване лежал, судьбу ругал, страну ругал. Ни к чему не стремился. А сам то, оказывается, в это время?! Нет, нуты представляешь?! – Надя опять зарыдала в голос.

– Ну я, допустим, представляю, я и тогда тебе говорила, что это как то странно. Молодой вроде мужик. Тобой интересуется, но редко. Вроде бы как чаще не может. А что значит, не может? Если может редко, значит, может и часто. Значит, просто часто не хочет.

Ну вспомни, он же тебя тогда вообще не интересовал. Сплошное было непереносимое раздражение. Ты же так радовалась, когда вы с Катей вдвоем остались. Говорила, только жизнь увидела. Надоело на эту скучающую рожу смотреть. Ты же два года живешь абсолютно счастливо. Что произошло? Что вдруг изменилось? А если бы ты об этом тогда узнала? Стала бы за него цепляться? За амебу?

– А может, я его люблю?

– А может, это эгоизм? И уязвленное самолюбие? А давай твоему Олегу спасибо скажем! Что ты вот так ему два года назад предложила уйти. А он вот взял свои пожитки и свалил в полчаса. И эти два года у тебя перед глазами не маячил и Катю не дергал. И тебе давал возможность свою жизнь устроить.

– Но ведь я же ее не устроила?! – Надя заревела с прежней силой. – А он, выходит, устроил!

– Ну вот, подруга, сюда еще и зависть приплелась. Нет, ты его не любишь, это точно. И что значит, ты свою жизнь не устроила? Ты вспомни, как ты с ним мучилась. Ну вот, пусть теперь другая помучается. Много он тебе Катю растить помогал? Теперь вот другая по ночам не спит, ребенка караулит. Думаешь, у него привычки изменились? Люди ведь с годами меняются мало. Во всяком случае, в лучшую сторону. В худшую – это пожалуйста. Так что, Надежда, утирай слезы. Где там наш коньяк? У меня родился тост.