— Вижу, ты распродала книги о Джорджтауне.
— Я выбросила их на свалку, — Джули подошла к двери. — Вот так.
Карен взяла чек и листок бумаги, на котором Джули записала номер телефона.
— Ты выбросила эти книги?
Удивление в ее голосе заставило Джули грустно улыбнуться.
— Да, представь себе, я выбросила деньги. Но я просто не могла их видеть. Ты же понимаешь. Думаю, ты сама догадалась.
До этого момента Карен ничего не понимала, но почувствовала, что Джули словно подтверждает уже давно установленный факт.
— Ее написал Роб?
— Да. Для меня все это было как больная мозоль, его стиль письма так напоминал его речь... Наверное, это глупо, но как только я услышала о его смерти, то подумала...
— Это глупо, Джули, — сказала Карен. — Тони... один знакомый сказал, что в этой книге нет ничего нового. Вся информация почерпнута из газет и других печатных источников. Я действительно слышала, что кое-кого раздосадовало воскресение старых скандалов; но какой смысл убивать автора? Это не остановит пересуды, а, наоборот, усилит их.
— Знаю. Я же сказала, что мысль была глупой. Ты прочитала рассказ о доме своей тетки?
— Там нет ничего о доме Рут.
— Нет? А Роб говорил, что есть. Хихикал по этому поводу...
У нее скривилось лицо, и Карен даже подумала, что Джули вот-вот расплачется, полная чувств к бывшему возлюбленному, вспоминая их общие смешки, когда они обсуждали чьи-то затруднения и огорчения... Возможно, неуместность всего этого дошла и до Джули, поскольку она быстро взяла себя в руки, не проронив ни слезинки.
— Итак, — сказала она, — я сейчас подгоню машину. Можешь начинать вытаскивать коробки на тротуар, мне придется поставить машину в неположенном месте.
Загрузив коробки, Джули уехала, помахав на прощание почти с былой рисовкой. Не надо беспокоиться о
Джули. Как сказал Тони, такие всегда выживают. Однако как странно она себя вела, точно терзалась не только горем, но и...
Страхом.
«Страхом перед ней?» — недоверчиво подумала Карен. То, как она вздрогнула от ее прикосновения... Нет, это все слишком нелепо. Такую реакцию мог вызвать не только страх, но и чувство вины; если Тони прав, у Джули есть все основания чувствовать вину по поводу своих поступков и сожалеть об участии в этой грязной затее.
Но, предположим, Джули была замешана и в других делишках Роба. Возможно, тот стриг шерсть сразу со многих овец; несомненно, у него были и другие женщины. Трудность с определением убийцы Роба заключалась не в отсутствии мотива, а в их избытке. Ревнивые мужья — и жены? — ревнивые любовницы и бывшие любовницы. А шантаж? Его Тони не упоминал среди прочих «шалостей» Роба, но он как раз в его характере. Жертвы шантажа редко обращаются в полицию. Будучи прижатыми, они прибегают к решительным действиям, чтобы сохранить тайну.
Что, если смерть Роба стала причиной не рассказа, опубликованного в книге, а рассказа неопубликованного? Исключенного по настоятельной просьбе одного из действующих лиц после выплаты значительной суммы? Предположим, Роб заговорил, как всегда, весело и легко, о том, чтобы написать продолжение. И, предположим, также намекнул кое о чем Джули, не упоминая имен. Роб был безнадежным сплетником, но все же он понимал, что нельзя вовлекать Джули во что-то одновременно и противозаконное и опасное. Если Джули подозревала правду, но не знает подробностей, то это объясняет ее странное поведение, в том числе и постоянные вопросы о доме Рут. В книге ничего не было про этот дом, если это только не был какой-то рассказ о старинной, полузабытой и незадокументированной трагедии, в которой не называлось имен и точных адресов. Но это неважно. |