Майк Рого помог подняться на ноги своей жене, едва не бившейся в истерике. Ее трясло, зубы стучали, глаза выпучены от ужаса, накладные кудри сорвало с головы, а белое платье было перепачкано подливкой.

Рого пожалел о том, что на судне не нашлось нормального священника, который сейчас смог бы помолиться за всех оставшихся в живых и хоть немного успокоить их. Вздохнув, Майк перекрестился, и на этом общение с Господом для него закончилось.

Пришел в себя и третий судовой механик, мистер Киренос — невысокий спокойный и ничем бы неприметный мужчина, когда б не его кустистые усы и темные печальные глаза настоящего грека. Во время ужина он ел омаров, и теперь его накрахмаленная белая рубашка была запачкана соусом, а кусочек клешни застрял у одной из пуговиц.

— Прошу меня извинить, но мне нужно спуститься в машинное отделение. Оставайтесь пока что на месте. Вы здесь будете в полной безопасности. Кто-нибудь обязательно придет за вами. А мне нужно срочно вниз, меня там ждут. Поймите, что мое присутствие там просто необходимо.

Он опрометью бросился туда, где раньше начиналась лестница, а теперь открывалась черная водная бездна и, не раздумывая, шагнул в нее. Его тут же с головой поглотила темная жижа. Отчаянно барахтаясь в ней, он издал крик о помощи, который больше походил на прощальный.

Майк Рого хотел было рвануться в сторону несчастного грека, пробормотав: «Куда его понесло?», но Линда ухватила его за рукав и завизжала:

— Нет! Нет! Не бросай меня!

Он попытался оторваться от нее, но женщина вне себя от ужаса сползла вдоль туловища супруга и, заливаясь слезами, обняла его за ноги.

Пока Рого высвобождался из крепких объятий, Киренос перестал кричать и звать на помощь. Перила, выступающие из лужи, оказались слишком скользкими, чтобы держаться за них. Видимо, он к тому же успел наглотаться не только воды, но и нефти, ускорившей его гибель. Он ушел с головой в страшный омут и больше оттуда не появлялся.

К этому времени Мартин, на четвереньках сумевший отползти от проклятого места, был уже недалеко от своих товарищей. Добравшись до них, он с облегчением выдохнул, и некоторое время лежал без движения среди осколков посуды, остатков еды и прочего хлама.

Мюллер, стоявший чуть поодаль от всех, все еще сжимал в кулаке платок с кровью из губы мисс Кинсэйл. Он пытался сосредоточиться и составить план действий. Собраться с мыслями ему мешало здесь все, в том числе совершенно сейчас неуместные смокинги мужчин и вечерние платья женщин. Тем не менее Мюллер сумел верно оценить обстановку. «Итак, мы все-таки перевернулись, — промелькнуло у него в голове. — Но что же, черт возьми, мне теперь делать?» И то, что он подумал именно «мне», а не «нам», было весьма характерно для Хьюби. Ведь сейчас перевернулся вверх ногами именно его мир, такой спокойный, безопасный и беззаботный, и это ему очень не понравилось.

Его мысли были прерваны громогласными заключительными словами странной молитвы Скотта:

— Не беспокойся, о Господи, у нас хватит смелости и отваги. Мы уж постараемся на славу.

После этого священник поднялся с пола и помог встать мисс Кинсэйл, поддержав ее за локоть.

И тогда откуда-то сверху послышался крик:

— Мистер Скотт! Миссис Шелби! Миссис Роузен, вы целы? У вас там все в порядке?

Все собравшиеся невольно разом задрали головы. А в голове протрезвевшего Весельчака промелькнула абсурдная мысль: «Неужели эта дикая молитва Скотта подействовала на небеса, и вот теперь ему ответили?!»

Но это оказался лишь Эйкр, взывавший к пассажирам из двери, ведущей на кухню и в другие служебные помещения.