Никто тут никого не обзывает. Ты просто ослышалась, ясно? У нас и без того забот хватает. — А Линде сквозь зубы процедил: — Попробуй только еще раз! Сейчас же прекращай все эти свои штучки!
Ловко используя свои полицейские навыки, Рого Встал между женой и Нонни, чтобы женщины уже не могли коснуться друг друга. Мюллер тоже на всякий случай встал рядом с танцовщицей. Но Нонни была слишком страстной натурой, чтобы прощать оскорбления. Глаза ее гневно сверкали, она поджала губы и не отступала.
— Она назвала меня проституткой!
Нонни бушевала. Легкий халатик грозил вот-вот распахнуться, рыжие волосы разметались по плечам. Мюллер почувствовал, что она нравится ему все больше. Правда, именно сейчас Нонни как раз больше всего и напоминала женщину той профессии, к которой ее отнесла Линда.
— Не обращайте внимания, — отмахнулся Мюллер, — видимо, она вспомнила себя в юности. Такое иногда случается.
Нонни тут же успокоилась.
— Правда? А я и не поняла. Может быть, я совсем дура, как вы считаете?
Рого внимательно смотрел на Мюллера. Он хотел бы знать, что тот имел в виду и ждал его объяснений. В зависимости от этого детектив и решил действовать.
Но Хьюби произнес только короткое:
— Нет, я так не считаю. — И замолчал.
Тогда снова заговорила Нонни:
— Я вовсе не проститутка. Мне приходится очень помногу работать, чтобы добыть денег себе на пропитание. Вы даже не представляете, какой это тяжкий труд.
И снова Мюллер почувствовал, как у него перехватило горло. Ему хотелось защищать ее, оберегать: схватить сейчас в объятия и прижать к себе, укрывая от опасностей. Вдруг он вспомнил, что под халатом у нее ничего не надето, и она показалась ему еще уязвимей. Он подвинулся к Нонни и зашептал:
— Конечно! Нет, я все понимаю. И я хорошо представляю себе! Вам столько приходится вкладывать сил в свою работу.
Она ответила на его заботу нежной улыбкой и тоже подвинулась к нему. Они словно заключали между собой негласный договор о дружбе.
— Если над нами проходит главный служебный коридор, — начал рассуждать Скотт, — значит, и лестницы — с обоих его концов. Но нам придется использовать переднюю. Больше ждать нечего, нужно двигаться.
— Вы только посмотрите на мои ноги! — пожаловалась Белль Роузен. — Я больше не в силах передвигаться по этим бесконечным трубам.
— Я предлагаю всем нашим девушкам снять обувь, — подхватил Скотт. — На каблуках здесь особенно тяжело и опасно.
Маленький отряд выступил в путь. Джейн Шелби пошла рядом с мисс Кинсэйл, которая несла свои туфли так бережно, словно музейную ценность.
— Правда, доктор Скотт — замечательный человек? Это удивительно харизматичная личность. — Она помолчала и добавила, словно извинилась: — Дело в том, что большинство современных священников, к сожалению, совсем не такие.
— Да, — коротко ответила ей Джейн, но сама подумала: с какой легкостью Скотт вычеркнул из памяти трагедию, происшедшую с несчастной Мари. Интересно, поразмышлял ли он хоть немного о ней и ее страшной судьбе, помолился ли мысленно?..
Джеймс Мартин догнал Скотта и пошел рядом с ним. Мужчины двигались медленно, постоянно глядя себе под ноги. Мартин задумался о том, стоит ли ему сейчас исповедоваться Скотту. Слишком уж тяжело было у него на сердце. Так, может быть, как раз и имело смысл высказаться, облегчить себе душу, так сказать, избавиться от мучений. Скотт был на целую голову выше его, и Мартин поглядывал на священника снизу вверх: тот, кажется, обдумывал сейчас что-то очень серьезное. Этот красивый, видный мужчина был столь непохож на проповедников, которых привык видеть Джеймс прежде. |