Затем сделала движение пальцем, будто бы откручивала стрелки назад, и затем показала на Дорогина, после нарисовала вопросительный знак.
— Напиши, кем ты был? — она пододвинула Сергею лист и фломастер.
Притворяться, будто он не понял вопроса, было бы бесполезно, Тамара доходчиво объяснила, чего она хочет.
Но Сергей в ответ написал лишь одно слово — «зачем», пристроив его к вопросительному знаку, выведенному рукой женщины.
— Так просто… Интересно, — Тамара пожала плечами. — Мне почему-то кажется, что у тебя была очень интересная профессия, редкая. Ты сам такой человек, каких встречаешь редко, и я не могу понять, чем ты занимался до того, как тебя без документов выловили из реки. Силен, а значит, работа была физическая, и в то же время ты реагируешь на многие вещи как человек, привыкший работать умом, а не руками, — она взяла руку Дорогина и посмотрела на его ладонь. — Вот видишь, кожа сильно загрубевшая, и не сейчас это случилось, а раньше. Нет, не пойму, — она тряхнула еще немного влажными после душа волосами и на какое-то мгновение продержала руку Сергея в своих пальцах дольше, чем следовало бы. Он ощутил тепло ее тела, ласковое прикосновение. — У тебя длинная линия жизни, но только очень странная. Видишь, вот одна, затем она постепенно растворяется, сходит на нет. Но рядом с ней начинается другая, такая же сильная, и тянется долго-долго.
— Угу…
Она ярким, накрашенным вишневым лаком ногтем вела по ладони Дорогина, отчерчивая линию жизни, словно хотела ее продолжить, и тот чувствовал, как странное ощущение пронизывает его тело. Он понимал, попроси его женщина сейчас о любой глупости, он готов будет ее исполнить. Ему стало не по себе. Он не мог позволить себе попасть в зависимость не из дружбы, не из любви, но даже просто оказаться кому-то обязанным.
Он понимал, возле него существует опасное энергетическое поле. Смерть, которая стояла в полушаге от него, далеко не отошла. Он сумел сделать так, что ее острая коса снесла головы его врагам, но опасность не отступила, она лишь приблизилась к нему из-за денег, которыми он сейчас располагал.
Дорогин мягко высвободил ладонь, допил кофе и, уже встав из-за стола, дожевал бутерброд. Затем размашисто написал на листе бумаги:
«Вернусь часа через два-три».
— Ты куда? — естественно, вопрос Тамары остался без ответа.
Дорогин зашел в кладовку и вытащил из-за картонных коробок из-под аппаратуры лыжи, как-то купленные по случаю доктором Рычаговым и ни разу им не надетые.
Широкие, предназначенные для спуска с гор, яркие пластиковые ботинки с мягким наполнением были укреплены в зажимах.
В углу кладовки стояли и лыжные палки, явно не от этой пары, старые, еще бамбуковые, с кожаными ремешками и деревянными колечками. Дорогин уже давно к ним присматривался, но никак не получалось выбраться в лес. То наступала оттепель, то не находилось свободного времени.
Он набросил стеганую куртку на плечи и вышел во двор. Тамара успела увидеть в окно только то, как Дорогин захлопывал калитку.
«Куда его понесло? Зачем я привязалась с расспросами?» — она злилась за себя за то, что совершила за завтраком, сама не зная зачем.
В Дорогине для нее всегда оставалась какая-то тайна, недосказанность. Она чувствовала, как с каждым днем возрастает влияние глухонемого Муму на доктора Рычагова, и не могла подыскать этому объяснение.
Широкие горные лыжи скользили, почти не проваливаясь в снег. Дорогин не мог припомнить, когда в последний раз стоял на лыжах, и лишь доехав до-леса, вспомнил. Да, это было в последний год перед тем, как погибли его жена и дети.
«Нет, не погибли, их убили Бирюковский, Мерзлов, Чекан, Винт и Митяй, а потом меня добил продажный Прошкин, — зло прищурил глаза Сергей, всматриваясь в приближавшийся к нему полусумрак, затаившийся под низкими ветвями елей. |