Был у Лесли возлюбленный, давным-давно, хоть она и сказала Гарри, что никогда ее не касалась великая страсть. Это было десять лет назад. Он на самом деле был первым, тем, кого она не могла забыть. Тем, которого она всегда надеялась как-то вернуть. Как написал где-то Диккенс: «И неужели не наступит никогда Рождество, когда ты и я…»

Прекрати.

Гамбини ушел рано, объяснив, что ему надо еще подумать над одним аспектом передачи, и пообещав увидеться после праздников.

- Счастливого Рождества, Пит, - сказал он, пожимая руку священнику.

И повторил те же слова Лесли, легко поцеловав ее в щеку. Она рассмеялась и показала на потолок.

- Под веткой омелы! - напомнила она. - Можем устроить что-нибудь получше этого.

Гамбини усмехнулся и, изображая неохоту, поцеловал ее как следует. Настоящий долгий поцелуй с истинной нежностью.

- Так-то лучше, - сказала она. - И тебе счастливого Рождества, Эд.

И он вышел.

- Так где ты будешь завтра утром? - спросила она Уиллера.

Пит единственный из всех заказал десерт. Сейчас он уже съел половину лимонного пирога.

- У меня друзья в Джоржтауне. Они меня примут на ночь.

- Священники?

- Один из них, а второй - преподаватель права. У них дом на двоих на Висконсин-авеню.

- Это хорошо. Сегодня не та ночь, когда стоит быть одному.

- А ты, Лесли?

Она пожала плечами.

- Есть у меня народ в Колледж-парке. Они меня пригласили, но у них дети, а я не хочу, чтобы по мне прыгали. Сегодня по крайней мере.

- Значит, ты все-таки будешь одна. Лесли пожала плечами:

-  Сейчас я не одна. Он улыбнулся:

- Ты - одна из реальных положительных сторон всего этого дела, Лесли.

- Спасибо, Пит. Значит, ты не слишком оптимистично смотришь на проект?

- Не слишком, - согласился он. - У меня дурные предчувствия.

- Ты ученый, - напомнила она. - Тебе не полагается верить в дурные предчувствия.

- А еще я не первый день живу на свете. И к инстинктам отношусь с большим уважением.

Если Джек Пиплз ожидал, что в результате откровения Годдарда в церковь хлынут толпы, то ему пришлось разочароваться. Число верных не уменьшилось, но и не увеличилось.

Он занял свое обычное место у дверей незадолго до окончания девятичасовой мессы, которую служил молодой священник из округа, помогавший по воскресеньям. Было холодно, и Пиплз кутался в свое черное пальто. На той стороне улицы две девчонки хвастались друг перед другом своими жакетами.

Зазвонил колокол Дароприношения, звонкий серебряный перезвон поплыл в тихом утреннем воздухе. Пиплз подумал о Пите Уиллере и его безнадежном подвиге. Да, конечно, если есть у человека ответ всем безднам за пределами Земли, то он - в этом хрупком звоне колокола в воскресное утро.

Потом началось пение, и слышно было, как люди двигаются к алтарю причащаться. Вышли несколько причетников - их формальные обязанности были уже выполнены, хотя месса еще продолжалась. Спустившись по каменным ступеням, они в неловком молчании постарались проскочить мимо Пиплза. Пастор всегда до боли старался не судить этих людей, одних и тех же каждую неделю, которые живут так близко к краю собственной веры.

Вторая волна выкатилась после раздачи Святого Причастия, а дальше начался общий исход под аккомпанемент хора сестры Анны, поющего «О город Вифлеем!». Пиплз улыбался, пожимал руки, переговаривался с прихожанами. Они не изменились, ничего не случилось с ними от этих нелепых передач по телевизору. За одним только исключением ничего необычного не произошло.