|
В области Прав Человека у них опять-таки наготове универсальная форма о „социалистической законности", по которой соучастница вооруженного нападения Анджела Дэвис - жертва апартеида, а Председатель московского отделения „Эмнести Интернешонал" Андрей Твердохлебов - „поджигатель войны" и „заклятый враг разрядки напряженности", чье место в принудительной ссылке или в концлагере. Если же с ними разговаривают про самоопределение наций, они мгновенно нейтрализуют обвинения безотказным клише о „нацизме и национализме", согласно которому вооруженные акции Палестинского движения освобождения являются законным удовлетворением национальных чаяний, а мирные демонстрации крымских татар за возвращение на родину - проявлением фашистского расизма. И т. д., и т. п.
В свое время, к примеру, я ознакомился со статьей известного французского поэта господина Жене в газете „Ле Монд", где, горячо заступаясь за германских террористов, он безапелляционно утверждает, что „Советский Союз всегда становится на сторону слабых". Оставляя на совести этого достопочтенного француза его апологию бессудных убийств, я хотел бы задать ему лишь один вопрос: почему горячо любимое им советское государство так разборчиво в этом своем отношении к слабым? Почему оно, это государство, спешит на помощь слабой Уганде и активно выступает против слабого Судана, до зубов вооружает слабую Ливию и безмолвно игнорирует слабый Заир, поддерживало слабый вчерашний Египет, а нынешний еще более слабый Египет поддерживать отказывается, почему, наконец, ему мила далекая и слабая Куба, а слабую и близкую Албанию оно и знать не хочет? Господину Жене, в его возрасте, следовало бы усвоить одну банальную истину: почитаемый им Советский Союз помогает только тем слабым, которые ему подчиняются. Но если меня спросят, какая же все-таки существует альтернатива всеобщей разрядке напряженности, я, как это ни парадоксально, отвечу: всеобщая разрядка напряженности. Подчеркиваю: всеобщая. А такую разрядку миру может обеспечить только существование внутренней оппозиции в тоталитарных странах. Той самой оппозиции, которая явочным порядком и дорого заплатив за это, возродила в своих обществах фактор независимого общественного мнения, которое, и только оно одно, может гарантировать выполнение со стороны своих властей каких-либо международных соглашений, в том числе и Хельсинкских, а также окончательно нейтрализовать как их внутреннюю, так и внешнюю агрессивность. Без этого фактора всякие разговоры о „тихой дипломатии", „разумности в правовых требованиях", „постепенности сближения точек зрения" - не более, чем безответственная и даже преступная демагогия. Недаром в своем недавнем письме самые отважные заключенные пермских лагерей, обращаясь к западной общественности, пишут: „Но если меновую стоимость в политической игре вновь приобретает свобода - чужая свобода, которую ваши предшественники помогли потерять столь многим, отдавайте себе отчет в том, что дурной опыт торговать чужой свободой неизменно грозит потерей собственной". Возьмем, к примеру, совсем недавний случай. На Западе решил остаться крупный советский чиновник, заместитель Генерального секретаря ООН Аркадий Шевченко. Мне нет нужды вдаваться здесь в мотивы его решения, ближайшее будущее покажет подлинные причины этого, почти беспрецедентного события. Я хотел бы только, в связи с темой своего выступления, отметить сейчас тот поразительный факт, что первым свое возмущение поступком Шевченко выразил не Леонид Брежнев, не советское правительство, не даже Министерство иностранных дел СССР, а Курт Вальдхайм, демократ, стоящий во главе организации, призванной самим своим существованием защищать Права Человека, в том числе и право выбора себе местожительства по своему разумению и по своей совести. Видимо, для некоторых политических деятелей Запада теплое место под солнцем оказывается в конце концов дороже принципов Свободы и Демократии. |
