– Откуда он? – Кажется, он искренне хочет получше узнать Хардина.
– Из Англии.
– Я так и думал, судя по акценту. Хотя я иногда путаю его с австралийским. Значит, его семья все еще там?
– Мать. Отец здесь. Он ректор нашего университета.
В глазах отца загорается любопытство.
– Глупо получится, если его отчислят.
– Очень, – вздыхаю я.
– Твоя мать его видела? – спрашивает он, зачерпывая большую ложку хлопьев.
– Да, она его ненавидит. – Я хмурюсь.
– Ненависть – слишком сильное слово.
– Поверь мне, в данном случае оно еще недостаточно точное.
Боль от мысли о разрыве с матерью сейчас кажется гораздо слабее, чем раньше. Не знаю, хорошо ли это.
Отец кладет ложку и несколько раз кивает.
– Она, может быть, несколько твердолобая, но она просто беспокоится о тебе.
– Ей не о чем беспокоиться. Со мной все в порядке.
– Она должна сама до этого дойти; тебе не нужно выбирать между двумя близкими людьми. – Отец улыбается. – Твоя бабушка тоже была не в восторге от меня – ее, наверное, и на том свете от меня перекашивает, как говорится.
Это так странно – через столько лет сидеть на кухне с отцом и трепаться за чашкой кофе и тарелкой хлопьев.
– Мне просто тяжело от того, что мы всегда были очень близки… настолько близки, насколько с ней это возможно, по крайней мере.
– Она всегда хотела, чтобы ты была такая же, как она; она была уверена, что ты станешь такой с пеленок. Она ведь неплохой человек, Тесси. Просто боится.
Я гляжу на него с недоумением.
– Чего боится?
– Всего. Боится потерять контроль. Я уверен, что, встретив тебя с Хардином, она ужаснулась именно тому, что поняла, что уже не имеет над тобой власти.
Я смотрю на пустую кружку.
– Из-за этого ты ушел? Потому что она хотела все контролировать?
Отец негромко кряхтит.
– Нет, я ушел, потому что у меня были свои проблемы и мы не очень хорошо подходили друг другу. Не беспокойся о нас, – смеется он. – Думай лучше о себе и своем вспыльчивом друге.
Не могу представить себе, что человек, сидящий сейчас передо мной, и моя мать способны поддерживать беседу, они такие разные! Гляжу на часы и понимаю, что уже девятый час.
Я встаю и кладу кружку в посудомоечную машину.
– Мне надо разбудить Хардина. Вчера вечером я бросила твою одежду в стирку. Сейчас переоденусь и принесу ее.
Захожу в спальню и вижу, что Хардин не спит. Когда я вижу, что он натягивает черную футболку, я предлагаю:
– Может, наденешь что-нибудь более строгое?
– Зачем?
– Затем, что они будут принимать решение о твоем будущем обучении, а черная футболка не сигнализирует о твоей заинтересованности. Потом можешь переодеться, но сейчас, я считаю, тебе нужно одеться солидно.
– Чеееерт! – тянет он, запрокидывая голову назад.
Я прохожу мимо него к шкафу и достаю черную рубашку и брюки.
– Только не брюки – ради бога, нет!
Я передаю их ему.
– Это только на некоторое время.
Он держит одежду, словно это ядерные отходы или артефакт с другой планеты.
– Если я напялю это дерьмо, а меня все-таки выгонят, я сожгу к черту весь этот городок.
– Ты слишком драматично все воспринимаешь.
Я закатываю глаза, но Хардину явно не до смеха. Он начинает переодеваться.
– Наша квартира по-прежнему работает в качестве приюта для бездомных?
Я бросаю рубашку вместе с вешалкой на кровать и поворачиваюсь к двери. |