Пожилой купец полез за бумажником. Актер презрительно скосил на него глаза.

— Как посмотрю я на тебя, борода у тебя седая выросла, а ума не вынесла, — сказал он.

— Что? — заорал купец, поплевал на руки и ринулся на актера.

— Дяденька, Парамон Захарыч, оставьте! — схватил его за руки молодой купец. — Ну, бросьте его, коли он такой шаршавый. Мы к цыганам лучше поедем. Те нам с вывертом танец докажут.

— У меня борода ума не вынесла? — горячился пожилой купец. — Ах ты пес! Да знаешь ли ты, что я потомственный почетный гражданин и медали имею!

— Дяденька, Бога ради, бросьте! Ну, плюньте на него! Что тут! Здесь ведь не Рыбинск, а Питер. Сочинителев на каждом шагу и не оберешься. Сейчас подслушают, опишут и смотришь — наутро со всей своей фамилией в газету влетел. Ну, что за радость, ежели эдакий альбом про вас у нас в Рыбинске прочтут? Вон он, сочинитель-то, в углу стоит и смотрит. Мне даве его показывали.

Пожилой купец присмирел.

— Сочинитель? — переспросил он. — Который?

— А вон энтот, что нос-то набалдашником и один глаз на вас косит. Здесь этих сочинителев, что собак нерезаных!

— Вот дурак-то! — шептал актер, отходя в сторону.

Пожилой купец чесал затылок, посматривал в угол на сочинителя и что-то соображал. Минуты через две он вынул из бумажника десятирублевую бумажку и, скомкав ее, понес в угол, к смотрящему на него во все глаза пожилому мужчине.

— Бери отступного, господин сочинитель, а только нас не трожь, — сказал он, суя ему в руку деньги.

— Позвольте, что вам угодно? В чем дело? — недоумевал тот и спрятал руки за спину.

— Бери, коли дают! Ведь ты сочинитель? — спросил его пожилой купец.

— Ошибаетесь. Я титулярный советник! Восемнадцать лет верой и правдой служу! — обидчиво отвечал мужчина и, обернувшись к купцу спиной, стал уходить.