Изменить размер шрифта - +
Заодно покажу тебе твой будущий кабинет. Он маленький, но очень удобный. Раньше там работал мой прежний заместитель Семен Угодников, а сейчас будешь сидеть ты. По штату мне положено два заместителя. Вот ты и будешь моим замом вместо Угодникова. А другой зам – полковник Саранчев. Он сейчас в Санкт-Петербурге, вернется в понедельник.

Они вышли из кабинета Тарасова.

– А почему ушел Угодников? – поинтересовался Эльдар. – Уволился или его куда-то перевели?

– Его убили, – мрачно сообщил Тарасов. – Ты ведь должен знать, что наших сотрудников часто посылают в разные горячие точки, особенно в последнее время. Вот его и послали в такую точку на Кавказе... Ему было только тридцать девять лет. Двое пацанов у него осталось...

– Где его убили?

– В Северной Осетии. Он расследовал там дело о поставках в Москву крупной партии паленой алкогольной продукции. Видимо, докопался до истинных организаторов этих подпольных заводов. И доложил обо всем в обком... На следующий день его и убили. Это случилось летом прошлого года, когда у нас еще обкомы были. В июле девяносто первого...

Дальше пошло знакомство с каждым из сотрудников Тарасова. Их было около тридцати человек. Среди них оказались две женщины. Одной, Наталье Мокряковой, было около сорока; другой, Шалиме Каюровой, – чуть больше тридцати. Первая была невысокого роста, плотная, коротконогая, с собранными волосами; она встретила их недовольным, строгим взглядом. Вторая была высокая и некрасивая перекрашенная блондинка с вытянутым лицом и острым подбородком, которая улыбнулась при появлении Тарасова.

– Шалима у нас новенькая, только полгода, – прокомментировал Тарасов, – ее перевели к нам из районного управления.

Среди мужчин он особо отметил Геннадия Пьявко и Азиза Аванесова, которых назвал лучшими следователями управления. Первому было тридцать пять, и он работал в управлении только четыре года. Второму – чуть больше тридцати; он был ровесником Сафарова, но выглядел гораздо старше своих лет, рано полысев. Очки придавали ему строгий и гораздо более зрелый вид. Он работал в управлении уже около десяти лет.

Эльдару выдали новое удостоверение, и в воскресенье он приехал на работу. В коридорах почти никого не было. Сафаров прошел в небольшой кабинет, который отныне должен был стать его местом работы, и устроился на стуле, доставая и перебирая бумаги, оставшиеся от прежнего хозяина. Выдвинув полки, он нашел под одной из них лист бумаги с нарисованным мужчиной в фуражке и форме. Под рисунком стояла подпись: «Папа, мы тебя любим». Очевидно, этот рисунок сделали дети погибшего Угодникова. Эльдар, нахмурившись, отложил рисунок, решив, что поговорит с Тарасовым. Возвращать такой рисунок супруге погибшего просто нельзя – ей будет очень больно, – но и оставлять у себя тоже неправильно.

Он еще просматривал бумаги, когда к нему зашел Тарасов.

– Не терпится работать? – добродушно спросил полковник.

– Вы тоже в воскресенье пришли на работу, – заметил Сафаров.

– Я начальник, мне положено за все отвечать. Нужно еще два дела завтра утром сдавать, а утром у нас будет большое совещание часов на пять или шесть. Поэтому я должен просмотреть все документы уже сегодня, – пояснил Тарасов.

– Я здесь нашел одну бумагу, под полкой в столе, – вспомнил Эльдар, протягивая полковнику листок с рисунком детей погибшего офицера. Тот взял бумагу, нахмурился, посмотрел на Сафарова.

– Хорошо, что ты отдал его мне, – негромко произнес он. – Это рисунок его младшего сына. Он хорошо рисует. Старшему уже шестнадцать, он школу оканчивает в следующем году, а младшему пока только девять. Жена его, конечно, пенсию получает, но что можно купить сейчас на пенсию погибшего сотрудника милиции? Десять килограммов картошки и пару коробков спичек.

Быстрый переход