Салон кареты наполнился горьким смехом.

— Так значит, тебе уже известно, что произошло между мной и Аллегрой. Кто рассказал тебе? Фрост?

Реган посмотрела в сторону, решив, что наблюдать за уличной суматохой было интереснее, чем выдерживать горячий, прямой взгляд Дэра.

— Я была любопытной девятилетней девочкой, когда ты поссорился со своим братом из-за леди Аллегры. Твои друзья тогда не остались в стороне и не очень-то сдерживались, обсуждая, что происходит.

— Гм.

Тут Реган наконец осознала, что Дэру, возможно, было неприятно то, что ей известны подробности его отношений с леди Пашли.

— Я слышала только обрывки этой истории, но всем сердцем была на твоей стороне. Помню, мне тогда ужасно хотелось взять рапиру Фроста и заколоть твоего брата за то, что он отнял у тебя леди Аллегру.

Сначала Дэр недоверчиво посмотрел на нее и лишь потом запрокинул голову и рассмеялся. Грусть, которую Реган заметила раньше, исчезла, как только к нему вновь вернулось хорошее настроение.

— Ты всегда была несдержанной, — сказал он, удивленно качая головой. — А какие же у тебя были планы на Аллегру?

Девятилетней Реган хотелось отрезать ее длинные светлые волосы и вымазать негодяйку горячей смолой. Да, мисс Суонн такого точно не одобрила бы. Устыдившись своей детской кровожадности, Реган сказала:

— Я собиралась освободить ее от твоего брата. Тогда леди Аллегра могла бы выйти замуж за тебя.

Она вздрогнула, когда Дэр неожиданно обхватил ее лицо ладонями. Большой палец его правой руки прошелся по ее нижней губе.

— Кто бы мог подумать, что у тебя было такое романтичное сердце?

Он склонил голову и нежно прикоснулся губами к ее устам. В этом поцелуе не было ничего сладострастного. Его, скорее, можно было назвать благоговейным. Крылья бабочки и то прижались бы к ней сильнее, подумала Реган, когда Дэр отпустил ее лицо и вытянул ноги.

— Знаешь, почему в семье меня называют Дэр?

Не понимая его настроения, Реган осторожно покачала головой.

Дэр снял шляпу и провел пальцами по волосам.

— Противостояние между Чарльзом и мной началось почти сразу после моего рождения. В детстве у меня чуть ли не каждую неделю появлялись новые синяки под глазами или ссадины на подбородке. Отец воспитывал нас в духе соперничества. Будущий герцог Родский всегда должен был находиться в боевой готовности, поэтому отец беспощадно выбивал любую слабость, которую замечал в сыновьях. Чарльз разделял отцовскую склонность к насилию и часто придумывал причины, чтобы подраться со мной.

— Какой ужас! — ахнула Реган.

Как бы она ни злила своего брата, он никогда не пускал в ход кулаки.

Дэр усмехнулся, видя ее типично женскую, как подумал он, реакцию.

— Большинство драк с братом я проиграл. Я был более слабым противником. И все же отец продолжал натравливать на меня брата, потому что он чувствовал что-то такое, чего не чувствовал я.

— Что именно?

Серо-голубые глаза Дэра сделались холодными.

— То, что я постепенно становился сильнее. Побои Чарльза оттачивали мои бойцовские способности и закаляли мое тело. В одиннадцать лет я сбил брата с ног, наступил ему на руку и сломал ее.

Если Дэр ожидал, что от его жестокости Реган станет дурно, он был разочарован.

— Правильно!

Увидев мрачное одобрение, написанное на ее лице, он лишь покачал головой.

— Отец тоже был очень доволен. Пока врач лечил Чарльзу руку, отец и дал мне это прозвище — Дэр. Моя решительность и нежелание сдаваться более сильному врагу вызывали гордость в душе у моего родителя. С тех пор выражение «я смею» стало моим девизом.

— А после твоей победы ваши с братом драки продолжались? — Реган непроизвольно потянулась к его руке, но вдруг поняла, что он может решить, будто это из жалости.