— Бедный Клавдий, — прошептала Мария. — Клавдий Калека.

— Это прозвище, — объяснил Джек. — Шекспир, например, прозвал английского короля Ричарда Третьего Горбуном. Но Клавдий вошел в историю не только благодаря необычайному прозвищу. Он многое сделал.

— Его правление длилось с сорок первого по пятьдесят четвертый год нашей эры, — добавил Морис, печально глядя на безмолвный вентилятор. — Умер в Риме за четверть века до извержения Везувия. Возможно, жена Агриппина отравила его.

— Не везло ему с женами, — вставил Джек. — Единственной настоящей любовью по жизни стала проститутка Кальпурния. Вскоре после смерти Клавдия и ее убили. — Джек замолчал, как зачарованный рассматривая сестерций. — Моя любимая римская монета. Очень редкая. Портрет прекрасен! Только взгляните на лицо! На его выражение. Разве этот мужчина — калека? Он красив, но ни намека на идеализацию и восхваление. Заметны характерные для императорской династии черты — лоб, уши. В памяти тут же возникают известные портреты Юлия Цезаря и Августа. Клавдий, вероятно, видел изображения родственников и гордился сходством, не зацикливаясь на собственном уродстве. На его лице печать ума, целеустремленность, а вовсе не боль и печаль. Лицо его омрачено разочарованием. И глаза старика, хотя в ту пору он был молодым мужчиной…

— Похоже, он страдал от церебрального паралича и мышечной пластичности. Никакой надежды на исцеление, никакого лекарства, только вино в непомерных количествах…

— И опиум? — внезапно вмешался Костас. — Морфий!

Морис, повернувшись, окатил его взглядом, полным сожаления.

— Мы говорим о I веке нашей эры, а не о современном Неаполе!

— Я серьезно. Разве Джек еще не рассказал о нашей сенсационной находке?

— Об этом позже, — ответил Джек, многозначительно посмотрев на Костаса.

В этот момент загудел вытяжной вентилятор.

— Кстати, о современном Неаполе, — оживился Морис. — Похоже, кто-то подкупил оператора энергосистемы, и нам наконец-то дали электричество! Или охранники очнулись? Не знаю, кого благодарить, в любом случае — за работу! Так ведь у вас говорят?

Все заулыбались. Абсурдно звучал этот призыв на английском с резким немецким акцентом.

Морис, поправив очки, взглянул на Костаса, но уже не с сожалением, а скорее насмешливо.

— Эй, мы же в одной команде! — Костас с невозмутимым видом встретился взглядом с Морисом, затем посмотрел на Джека, потом снова на Мориса и усмехнулся: — Вас понял.

Джек, прижавшись спиной к неровной стене тоннеля, пропустил Мориса вперед и сказал:

— Думаю, пора нашему эксперту по рукописям взять руководство на себя.

— Я готов, — ответил Морис, не сводя глаз с Костаса. Тот одобрительно поднял большой палец. Морис снова поправил очки. — С этого момента дотрагиваемся до всего только с моего разрешения. Свитки наверняка хорошо сохранились, но они очень хрупкие. Даже в самых сухих египетских гробницах папирусы, не пропитанные смолой, рассыпаются в прах при малейшем прикосновении. — Морис, не отрываясь, смотрел на Костаса. — Помните тело у входа, которое исчезло в клубах дыма? После всего, что пришлось сделать, чтобы получить разрешение у властей, я не хочу стать одним из тех исследователей, которые уничтожили больше, чем открыли.