У каждой бусины, скользившей в пальцах, имелось имя. Иных она уже не помнила, хотя в прошлом ее часто навещали. Другие пропали из виду. Судьба разбросала их по всему свету. Франция, Корея, Вьетнам или уголки, где имена уже не имели значения...

Теперь к ней уже никто не приезжал. Она давно удалилась от дел, так давно, что последний пригретый ею ребенок успел обзавестись собственными детьми и дети эти уже выросли. Теперь вот они тянули бремя взрослых забот, а в его жизни не находилось времени для старухи, которая некогда учила его всему, что знала.

Она не рассчитывала, что проживет так долго. Немощь прогрессировала и стала почти невыносимой. Кожа истончилась и походила на туго натянутую папиросную бумагу, которая того гляди разорвется. Даже самый легкий ушиб приводил к появлению черного синяка, который не проходил месяцами.

Еще одна бусинка задержалась в пальцах. Потом еще одна... В череде мальчишеских лиц, мысленно являвшихся ее взору, не было системы и порядка. Они возникали сами по себе, говорили каждый своим голосом и, похоже, прощались.

Затем вдруг в памяти всплыло лицо, при виде которого ее слабеющее сердце дрогнуло, а грудь стеснило невыразимой печалью.

Старуха помнила его еще ребенком. Да, верно, ему и десяти тогда не было... Конечно, он вырос, и взрослым она его тоже видела, но, вспоминая, всегда представляла ребенком. То же и с другими. Почти всю свою сознательную жизнь она провела в монастыре, но если грезила – наяву или во сне – о доме, то перед глазами все время вставал тот, в котором она родилась. 10ворят, это свойственно многим.

Глаза у мальчика были цвета древесной коры. Неулыбчивый, очень серьезный ребенок... Ему дали прозвище Мальчик у окна. Целыми часами просиживал он в безмолвии, разглядывая из сиротского приюта незнакомый мир, и все ждал чего то, ждал...

Он ждал своих родителей, которых вообще никто никогда не знал и не видел. Возможно, их уже не было в живых. Как то она сказала ему об этом. А мальчик все ждал и ждал.

Но никто за ним так и не пришел. Никому не было до него дела.

Это моя вина, с горечью думала монашенка. Только моя...

Некоторых детей удается пристроить в семьи, других – нет. Жестокая и непреложная истина. Столь же непреложная, как и обещанное воскрешение из мертвых.

Возможно, подыщи она ему хороший дом, судьба печального ребенка сложилась бы иначе. Но, увы... Отчасти виноват в том сам мальчик. Он жестко отвергал все старания найти для него порядочную любящую семью, упорно и неустанно ожидая своих настоящих родителей.

И даже став взрослым, парень умудрился ее удивить. Полицейский! Вот какую странную он выбрал себе профессию. Впрочем, возможно, отвергнутый и испытавший зло ребенок, повзрослев, стремился исправить окружающий мир. К тому же он всегда был очень честным.

Для нее явилось полной неожиданностью, когда его вдруг обвинили в убийстве.

Мальчик, которого она знала, не был способен на такое. Но он стал моряком, служил во Вьетнаме. А Вьетнам... он сломал и изменил множество характеров. Мужчины возвращались оттуда истощенные, с впалыми щеками и пустотой в глазах. Значит, именно Вьетнам изменил его. Правда, вернувшись, мальчик сменил зеленую униформу на синюю, мирную. Но та, зеленая, успела таки изменить его душу.

День, когда его казнили, стал одним из самых горестных в ее жизни. Сестре Марии Морроу казалось, что она потеряла частичку себя.

Теперь же, когда тело отказывалось слушаться, а все органы чувств вдруг словно онемели, сестра Мария Маргарита смиренно ждала смерти.

Господь не спешил забирать ее к себе. И она лежала и думала о мальчике сироте, которого так испортила, искалечила жизнь.

Мальчика звали Римо Уильямс.

Интересно, замолвит ли он за нее словечко перед Господом Богом?.. Она ничуть не сомневалась в том, что Римо умер христианином.

Глава 1

Когда с последним поворотом шоссе, ведущим к Юме, открылся вид на гору Красного Призрака, Уильямсу С.