Мысль об олдермене из Дефнаскира побудила меня задать вопрос.

– Какой выкуп за невесту отдал тебе Одда? – спросил я Милдрит.

– Пятнадцать шиллингов, господин.

– Пятнадцать шиллингов? – пораженно переспросил я.

– Да, господин.

– Дешевый ублюдок.

– Вытряхнем остальное из его распоротого брюха, – оскалился Леофрик.

Пара синих глаз поглядела на него, потом на меня, затем снова скрылась за вуалью.

Двенадцать хайд ее земли – отныне моей – состояли из обращенных к морю холмов над рекой Уиск. Местечко называлось Окстон, что означало просто "место, где разводят волов". Это был выпас, как сказали бы датчане. Солома на крыше дома так поросла мхом и сорняками, что дом походил на холмик, и там не было большого зала, а благородному лорду необходим большой зал, чтобы устраивать пиры для своих приверженцев. Зато там имелись коровник, свинарник и достаточно земли, чтобы прокормить шестнадцать рабов и пять семей арендаторов. Все они вышли поздороваться со мной, а из дома выбежали полдюжины слуг, в основном рабы, и горячо приветствовали Милдрит: она со смерти отца жила в доме жены олдермена Одды, а ее фермами управлял некто по имени Освальд, надежный, как хорь в курятнике.

В тот вечер мы ужинали горохом, пореем, черствым хлебом и кислым элем, но это был мой первый пир в собственном доме, над которым нависла угроза долга.

На следующее утро дождь прекратился, я поднялся с Милдрит на холм и посмотрел на раскинувшееся внизу море, сверкавшее за моими землями металлическим лезвием топора.

– А куда все бегут, когда приходят датчане? – спросил я, имея в виду слуг и арендаторов.

– В холмы, господин.

– Меня зовут Утред.

– В холмы, Утред.

– Ты не станешь убегать в холмы, – сказал я твердо.

– Нет?

Она испуганно распахнула глаза.

– Ты поедешь со мной в Гемптон, мы будем жить там, пока я командую флотом.

Она кивнула, явно забеспокоившись, и тогда я раскрыл ее ладонь и высыпал на нее тридцать три шиллинга – столько монет, что все не уместились в ее руке.

– Тебе, моя жена, – сказал я.

Потому что она стала ею. Моей женой. И в тот же день мы уехали, держа путь на восток, – муж и жена.

Теперь мой рассказ ускоряет ход. Он бежит все быстрей, как река, текущая с гор, как пенящийся на скалах поток, и становится злым и яростным, даже смятенным. Потому что настал год 876-й, когда датчане предприняли грандиозную попытку лишить Англию последнего королевства, и их натиск был мощным, диким и внезапным.

Армию вел Гутрум Невезучий. Он жил все это время в Грантакастере, называя себя королем Восточной Англии. Альфред, видимо, рассудил, что когда армия Гутрума двинется в поход, это и будет долгожданным знаком, но англосаксонские шпионы оплошали и не смогли предупредить короля. Вся датская армия отправилась верхом, а войск Альфреда не оказалось в нужном месте: Гутрум повел своих людей на юг в обход Темеза и в обход всего Уэссекса, чтобы захватить одну надежную крепость на южном берегу. Крепость называлась Верхам и находилась чуть западнее Гемптона, хотя между нами и крепостью простиралась широкая полоса воды, называемая Пул. Армия Гутрума осадила Верхам, захватила крепость, расправилась со всеми монахинями в Верхамском монастыре – и все это до того, как Альфред успел понять, что происходит.

Засев в крепости, Гутрум оказался под прикрытием двух рек: одной – на юге от города, другой – на севере. На востоке простирался широкий спокойный Пул, а массивная стена и ров защищали единственный подступ с запада.