— Фигуередо говорил мне, что вы провели год в районе реки Шингу, сеньор Мэллори. Индейцы там доставляют особенно много неприятностей. Вы свидетель тому? — поинтересовался Альберто.

Я неохотно кивнул.

— Вам приходилось убивать их?

— Конечно. В ноябре 36-го, в Форте-Томас, когда они напали на город и вырезали тридцать или сорок человек.

— Страшное дело, — покачал он головой. — Вы, наверное, закрывались вместе с уцелевшими в церкви и отбивались до прихода военных. Вам приходилось убивать много раз в том жестоком бою.

— Только потому, что они старались убить меня.

— Вот именно.

Я видел его в зеркало, он откинулся на спинку сиденья, достал папку из портфеля, чтобы сразу положить конец разговору. Хэннах ухмыльнулся:

— Я полагаю, полковник доказал свое.

— Может, и так, — возразил я. — Но вряд ли это поможет хуна.

— Но разве во всем мире, черт возьми, хотя бы один разумный человек хочет этого? — Он казался удивленным. — У них было свое время, Мэллори, как у динозавров.

— Вы хотите сказать, они обречены на вымирание?

— Совершенно верно. — Он застонал и взялся рукой за голову. — Боже, будто кто-то ходит там внутри в подкованных гвоздями ботинках.

Я сдался. Может, они и правы, а я не прав, и хуна должны исчезнуть, и нет никакого другого выбора. Я отогнал от себя эти мысли, взял ручку управления на себя и поднялся вверх, к солнечному свету.

Весь полет занял не более сорока минут и проходил при ясном солнечном свете. Только когда мы подлетали к месту назначения, надвинулась одна из тропических гроз и мне пришлось быстро снижаться.

Видимость местами оказалась столь плохой, что Хэннах взял на себя управление на последней стадии полета и снизился до двухсот футов, чтобы не терять из виду по крайней мере хоть реку. Он убрал газ и точно приземлился на полосу, которая располагалась на восточном берегу реки.

— У них нет радио, поэтому я обычно пролетаю над их поселком, чтобы дать им знать, что я здесь, — улыбнулся Сэм. — Монахиням это нравится, но сегодня не та погода, чтобы проделывать такие штуки.

— Но такие фокусы и не требуются, — холодно возразил Альберто. — Они слышали, как мы приземляемся. Скоро здесь будет катер.

Миссия, как я помнил, располагалась в четверти мили вверх по течению на другом берегу реки. Альберто приказал Лиме идти и встретить катер, а сам достал кожаный футляр для сигар.

Хэннах взял одну, а я отказался и спрыгнул на траву. Дождь хлестал неумолимо, и я направился вслед за сержантом. Возле берега стояла грубая деревянная пристань на сваях, выдававшаяся в реку на двадцать или тридцать футов.

Лима добрался уже до конца пристани и стоял, глядя на тот берег реки. И вдруг он наклонился над краем, потом стал на одно колено, будто рассматривая что-то в воде. Когда я подошел, он встал и повернулся ко мне с ужасно расстроенным видом.

— Что случилось? — встревоженно спросил я, потом посмотрел через край и все увидел сам. Я сделал несколько глубоких вдохов и сказал: — Лучше сходите за полковником.

Возле старого каноэ, привязанного к сваям, плавало и билось о столбы одетое в белое тело монахини. На обглоданном пираньями лице под белым чепцом оставалось совсем немного плоти. Случайная волна отбросило тело немного в сторону. Оно повернулось вниз лицом, и я увидел в спине по меньшей мере с полдюжины стрел.

Лима выбирался из воды, сжимая личный опознавательный знак в виде диска и нательный крестик на цепочке, которые он снял с шеи монахини. Он выглядел совсем больным и стоял весь дрожа, и не только от холода.

— Соберитесь, ради Бога, и постарайтесь вспомнить, что вы — солдат! — пожал плечами Альберто.