Люди сгрудились перед распахнутой входной дверью испуганным дрожащим полукругом, и Роман сразу же увидел, что в дверном проеме клубится все та же нитчатая тьма — ничего не изменилось, ничего — кроме одного. Они были не одни в холле — перед ними, у покачивающейся тяжелой створки стоял старый знакомый, давно не приходивший и впервые с нетерпением ожидаемый гость, и залетавший с улицы ветер трепал его светлые волосы. Роман, остановившись у подножья лестницы, незаметным движением вытащил пистолет, успев заметить, как Сергей сделал то же самое. Гай залился оглушительным лаем, вздыбив шерсть на загривке и прижав уши, но тотчас же жалобно заскулил и затоптался на месте, сейчас похожий на большого, растерянного щенка. Потом повернулся и помчался вверх по лестнице.
— Ну что, друзья мои? — приветливо вопросил Лозинский, державший в руках тонкую пачку исписанных листов, и из-под его век полыхнуло призрачной зеленью. — Как дела, как успехи? Не передрались? Жертвы есть? Всего одна? Ну-у, да вы просто молодцы!
Он шагнул вперед, и дверь с грохотом захлопнулась за ним. Все вздрогнули, а Елена, испуганно вскрикнув, отскочила назад, налетела на Илью и чуть не упала. Сергей двинулся было вперед, но Роман тотчас ухватил его за рукав и шепнул:
— Не подходи к ним?
— Почему? — Сергей взглянул удивленно и настороженно. Роман покачал головой.
— Сам не знаю. Не подходи — и все!
— Эй-эй! — воскликнул Денис с наигранным негодованием. — Шептаться здесь воспрещается!.. Вижу, вы не теряли времени даром, — он протянул вперед пачку листов. — Я взял на себя смелость самолично принести творение вашего погибшего приятеля, чтоб никто из вас не бегал… Он-таки успел кое-что сотворить.
— Он мертв, какое это теперь имеет значение?! — громко произнес Роман и покосился на Нечаева, мрачно стоявшего рядом и уже державшего в каждой руке по коллекционному мечу — Романа и свой собственный. — Его завершение не считается!
— Еще как считается! — лицо Дениса осветила знакомая солнечная улыбка. — Нельзя же так, нечестно — человек работал, старался… Все считается.
— Теперь ты нас отпустишь? — спросил Зощук, подаваясь вперед и протягивая ему свои листы. Лозинский принял их и похлопал Владимира по плечу, отчего того передернуло.
— А при чем тут я? Говорил же — вы сами все решаете. Сами себя и отпустите. Ты ведь сделал все, чтобы себя защитить, Вова, правда? Как и остальные. Не зря я на вас надеялся. Это действительно потрясающе, когда сюжет настолько гибок, настолько неожиданен, когда писатель сам не знает, чем закончится его книга. Мне никогда не приходил в голову такой поворот событий… Ну что, ребятки, сдавайте сочинения. Посмотрим, полюбопытствуем.
Виктория, сделав шаг вперед, решительно и как-то торжественно подала Денису пачку листов, и в тот же момент Шайдак с резким возгласом, точно ее неожиданно посетило озарение, дернулась назад и яростно рванула свои листы, раздирая их пополам, но те вдруг выпорхнули из ее пальцев, словно огромные бабочки и устремились к Лозинскому. Таранов взмахнул рукой, безрезультатно пытаясь удержать собственную рукопись, выскользнувшую из его кармана, и та, взлетев к потолку, рассыпалась в воздухе бумажным фейерверком. Роман прижал ладонь к груди, но листы выпрыгивали из-за пазухи, словно живые, один за другим, и невозможно было их схватить, точно бумага вдруг стала воздухом. Листы выворачивались из пальцев — его пальцев, Нечаева, прочих и упархивали прочь — туда, где стоял Денис, раскинув руки в ласковом обнимающем жесте, словно желая заключить в объятия старого друга. Он взглянул на Романа — один короткий взгляд, до краев наполненный насмешкой, а в следующую секунду его уже не было, словно и сам Лозинский рассыпался на сотни бумажных листов. |