Большевику уже стыдно, что он – большевик! И хватит, – кирасир откинулся на спинку стула. – Давай все-таки поговорим о чем-то другом.
– Давай, – легко согласился Берсенев. – На самом деле разговоры о политике и террористах завел ты, Кречет. За газету вот эту ты, брат, взялся, как только я про Лизу спросил. Все уходишь от разговора, все виляешь. А ведь я всего-то полюбопытствовал, когда мы сможем ее навестить.
– Тебе отказано от дома Потемкиных. Никак запамятовал?
– Теперь я герой войны, Антон. Да и тот разговор с Настасьей Дмитриевной состоялся сгоряча. Больше года прошло, все вокруг поменялось. Думаю прийти, повиниться перед старухой Потемкиной…
– Повиниться?
– Даже если не в чем – Лизиной бабушке, я уверен, будет приятно. Оттает, откроем шампанское…
Берсенев вдруг прервался на полуслове. Стиснутые в ниточку тонкие губы Антона Кречета и тень, набежавшая на его всегда румяное, пышущее здоровьем и жизнелюбием лицо, подсказали поручику неладное.
– Что? – спросил он коротко. – Она здорова?
– Елизавета Потемкина в добром здравии, – сухо промолвил Кречет. – Бодра, весела. Как и положено девице перед помолвкой.
– Помолвкой? – Берсенев отказывался верить услышанному. – Антон, ты ведь был при этом… Мы ведь всего-то поссорились… И то не с Лизой, а с ее бабкой… Потом я ушел на фронт, и…
– Успокойтесь, поручик Берсенев, – Антон вынул из кармана позолоченный портсигар, достал оттуда папиросу, постучал гильзой о крышку, закурил, повторил уже другим тоном: – Спокойнее, Алешка, спокойнее. Не казни себя, ты к решению Лизы никак не причастен.
– Настасья Дмитриевна?
– В большей даже мере, чем ты думаешь. Что ты за пара Потемкиной? Прости, но для Лизиной бабушки ты всего лишь поручик. Из семьи таких же обедневших дворян, как и сама Лиза. Ты не устроишь будущее ее единственной внучки. И ветвь Потемкиных с твоей помощью не расцветет по весне.
– Ладно, – Берсенев снова разлил по рюмкам коньяк, опрокинул свою рюмку, не чокаясь, повертел ее, опустошенную, за тонкую ножку. – Ладно. Допустим, я понимаю теперь, почему от Лизы не было писем. Даже готов понять, почему ничего такого не сообщил мне ты. Хорошо. И кто же, по мнению старухи Потемкиной, способен дать их знаменитому роду достойное продолжение? Или секрет?
– Зачем секрет? Весь Петроград знает: выходит наша Лиза за промышленника Кирилла Самсонова. Сибирского наследника миллионов и покровителя муз. Помолвка через месяц, зван весь цвет Петрограда. Может, и для нас приглашения найдутся?
Понимая, что сейчас Берсенев получил удар сильнее того, нанесенного вражеским штыком, Кречет попытался хоть как-то, пусть неуклюже, но пошутить. Однако Алексей или не понял его намерений, или не оценил – сразу ушел в себя, осунулся, даже втянул голову в плечи. Меньше всего походя сейчас на офицера, нюхавшего пороху в окопах. В конце концов, решил Кречет, рано или поздно Берсенев услышал бы неприятную для себя новость. Не от лучшего друга, так от кого другого. Вот хоть в газетах бы прочел, на одной странице с очередным отчетом о похождениях Распутина.
Пожав плечами, Кречет взял свой коньяк.
Левой рукой, пальцы правой держали папиросу.
– Куда сегодня изволите, Кирилл Прохорович? К Потемкиным или…
– Сегодня ты свободен. Я сам поведу.
– Как угодно. Тогда уж осторожнее будьте.
– А я всегда осторожен.
Такое случалось не впервые. |