Теперь, на досуге, я мог подумать о Дунпелдире и о том, что меня там ждет.
Но прежде надо было отблагодарить Герейнта за службу. Он налил еще вина и, сев передо мной, забросал меня вопросами, с жадностью, от которой сам успел отвыкнуть, слушая о том, как Артур был провозглашен королем под Лугуваллиумом и что происходило потом в Каэрлеоне. Герейнт заслужил эту беседу, и я не скупился. Только уже перед полуночной стражей я сам задал вопрос:
– Вскоре после битвы под Лугуваллиумом не проезжал ли Лот Лотианский в здешних местах?
– Проезжал, но не через Оликану. Есть старая дорога, сейчас это почти тропа, которая отходит от главной дороги и ведет правее. Проезд там плохой, по краю топкого болота, так что редко кто на нее сворачивает, хотя она и срезает угол, если двигаться на север.
– А Лот свернул, хотя двигался не на север, а на юг, в Йорк. Почему бы это, как ты полагаешь? Чтобы его не видели в Оликане?
– Это мне в голову не приходило, – ответил Герейнт. – Вернее, тогда не приходило... У него на той старой дороге есть свой дом. И понятно, что он свернул, чтобы остановиться в нем, а не в городе.
– Свой дом? Ах да. Я же его видел с перевала. Уютный уголок, только очень уж отрезан от мира.
– Ну, он там не часто и бывает.
– Но ты знал, что он туда прибыл?
– Я многое знаю из того, что происходит в наших местах, почти все, – ответил он и кивнул на запертый поставец. – Как старой сплетнице, целые дни сидящей у своего порога, мне больше и делать нечего, как подглядывать за соседями.
– Похоже, что оно и к лучшему. Тогда ты, может быть, знаешь, с кем встретился Лот в своем доме на холмах?
Несколько мгновений он твердо смотрел мне в глаза. Потом улыбнулся и ответил:
– С некой дамой отчасти королевских кровей. Они приехали врозь и уехали врозь, но в Йорк прибыли вместе. – Тут он удивленно поднял брови. – Но ты-то каким путем об этом узнал, милорд?
– У меня есть свои пути.
– Да уж должно быть, – спокойно кивнул он. – Ну, во всяком случае, сейчас все улажено в глазах бога и рода человеческого. Король Лотиана выехал с Артуром из Каэрлеона в Линнуис, а молодая королева в Дунпелдире ждет, когда наступит срок родин. Что она ждет ребенка, ты, конечно, знаешь?
– Да.
– Они здесь и прежде встречались, – сказал Герейнт, как бы заключая: «И вот плоды этих встреч».
– Встречались? И часто? С какого времени?
– С тех пор как я прислан сюда, раза три или четыре. – Это прозвучало просто как деловой ответ на вопрос, а не как сплетня из таверны. – Один раз они тут прожили вместе целый месяц, только нигде не показывались, мы их не видели. Дозоры докладывали.
Я вспомнил опочивальню в царственных золотых и алых тонах. Значит, я был прав. Они – давние любовники. И, в сущности, я мог бы, и не кривя душой, убеждать Артура в том, что отец ребенка – Лот. Здесь, во всяком случае, считают так, о чем можно было судить по спокойному рассказу Герейнта.
– И вот теперь любовь все-таки восторжествовала над политикой. Не будет ли с моей стороны нескромностью спросить, гневался ли Верховный король?
Он заслужил правдивый ответ, и я ответил:
– Гневался, разумеется, тому, как это все произошло; но теперь он считает, что все устроилось к лучшему. Моргауза – его единокровная сестра, так что союз короля с Лотом все равно подкреплен. А Моргана свободна и может заключить другой брак, когда представится подходящий случай.
– Регед? – сразу же предположил он.
– Возможно.
Он улыбнулся и переменил тему. Мы еще потолковали о том, о сем, затем я поднялся. |