— Надо оставлять пароход! — решился, наконец, Чириков и велел офицерам и матросам: — Забрать все оружие! Сухари и воду в шлюпку! Будем пробиваться берегом к Адену!

Как и положено капитану, «Москву» Чириков покинул последней шлюпкой, несколько раз оглянувшись на обреченное судно.

Собравшись на берегу, «московцы» подсчитали свои силы. Налицо было 123 человека, на которых приходилось семь берданок, полтора десятка револьверов, несколько сабель и охотничья двустволка. Вооружались поэтому кто чем мог, офицеры точили кортики, матросы напильники и стамески, которые насаживали на палки, пассажиры прибрали отпорные крюки, а корабельный доктор насадил на древко скальпель.

Над штабной палаткой подняли российский трехцветный флаг.

— Порядок оставляем корабельный! — распорядился Чириков. — Дозорные вахты со сменой через четыре часа!

К нему подопри Миклуха и полковник Лейдемиу:

— Мы тоже желаем стоять свои офицерские вахты!

— Хорошо! — кивнул Чириков старшему офицеру. — Внесите в списки!

Тем временем волны уже разворотили борта «Москвы» и оттуда к берегу понесло бочки с солониной, вином и всякую мелочь. Арабы с воплями носились вдоль линии прибоя, хватали добычу, дрались за нее. Кое-кто пытался плыть на полузатонувший пароход, их отбрасывало. Арабы тонули, но все новые и новые желали попытать счастья в обретении добычи. Вскоре на «Москве» мародерничали самые дерзкие и жадные. На судне арабы захватили вернувшегося туда, чтобы добыть еще немного воды из опреснителя, механика Харитонова. Механика отпустили только тогда, когда он указал арабам способ отвинчивания ламп…

К берегу прибило и множество тюков с чаем. Возле тюков то и дело вспыхивали яростные кровопролитные драки, то арабы выясняли, кому из них достанется добыча.

А затем был отчаянный бросок вдоль Красного моря по нескончаемым песчаным барханам под нестерпимо палящим солнцем, и защищаться от вооруженной банды арабов, число которых уже приближалось к тысяче.

Из воспоминаний Н. Соллогуба: «На всем расстоянии целые горы раскаленного песку и мелкого терновника, по которым с большим трудом мы еле-еле продвигались вперед. Наши дамы отправились во второй партии и немало натерпелись… Переход этот был еще тяжелее для тех, у кого были дети». Миклуха шел, утопая по колено в песке, таща за собой салазки с продуктами.

Новый лагерь разбили у небольшого родника в тени кустарника. Именно здесь проявились самые лучшие качества Миклухи.

Предоставим слово одному из участников событий: «Мы все ему (Миклухе. — В.Ш.) обязаны за его неусыпные труды по заведованию провизиею, и он вполне заслужил глубокую благодарность. Понимая всю важность сбережения и разумного расхода продовольствия, он обязательно согласился, когда на другой день после разбития (распределив всех офицеров на дежурство в цепь) командир поручил ему временно заведовать хозяйством. Эту трудную обязанность он выполнял с замечательным старанием и аккуратностью. Я называю ее трудной, потому что быть на ногах в провизионной палатке ежедневно с 5 часов утра до 10 часов вечера, выдавать провизию, заботиться о ее просушке, иметь постоянно достаточное количество воды для варки пищи и чаю, лично исполнять всякие требования: одному сахар, другому свечу, третьему вина, фиников, сухарей и т.п., производить выдачу различных продуктов с таким расчетом, чтобы их хватало на более продолжительное время и т.п. — обязанность далеко не легкая.

В.Н. Миклуха в этом деле оказался лучшим помощником командиру, заявляя последнему своевременно, в каком положении наша провизия, что можно расходовать теперь, а что оставить на предстоящую дорогу; заблаговременно сообщал, в чем оказывается недостаток, какие можно сделать улучшения в продовольствии и т.