Гвюдрун нагнулась и раскрыла картонные створки: внутри — ни дисков, ни пленок, ни фотографий. Несколько кухонных полотенец, в которые завернуто что-то, вероятно, бьющееся. Сверху какие-то листы в прозрачных папках. Какое счастье! Она достала один лист и увидела, что это очень старое письмо, похоже, ценное. Шрифт и текст были неразборчивы, и Гюрра решила рассмотреть его подробнее. Держа письмо в руке, она перебрала остальные бумаги, и, к огромному ее облегчению, в них также не содержалось ничего, связанного с их отношениями. Ее внимание привлек еще один лист бумаги — если это вообще бумага — темный, плотный, словно вощеный, с небрежной писаниной, выполненной красными чернилами, сплошные каракули. Сверху была начерчена руна, а внизу стояло две подписи, обе неразборчиво, но имя Гаральда она распознала — такая же подпись стояла на договоре аренды. Она положила лист обратно в коробку. Чудно.

Гюрра сдвинула бумаги в сторону, бережно достала со дна один из предметов, завернутый в кухонное полотенце. Что-то легкое, как если бы там вообще ничего не было. Она осторожно развернула ткань — и застыла в ужасе. Пронзительно закричав, отшвырнула полотенце, стиснула в кулаке старинное письмо и пулей выскочила из бытовки.

Гуннар поднял трубку и набрал внутренний номер Марии, директора института рукописей. Наверняка она еще на работе, хоть и суббота. Выставка работала последние дни, и, судя по общей суматохе, в институте кипит жизнь.

— Добрый день, Мария, это Гуннар, — важно начал он. Пусть знает: он натура самодостаточная, цельная, не желающая создавать о себе преувеличенное впечатление.

— А, это вы… — Директора, похоже, не проняло. — А я собралась вам звонить. Новости есть?

— Как сказать, — медленно и спокойно произнес Гуннар. — Я полагаю, что значительно продвинулся вперед в поисках документа.

— Мне было бы легче, если бы вы полагали, что уже нашли письмо, — саркастически сказала она.

Гуннар не поддался и не стал вступать в словесный конфликт.

— На факультете я проверил все и даже связался с представителями семьи Гаральда — они как раз начали заниматься его личными вещами. Документ среди них, это несомненно.

— То есть вы полагаете, что это несомненно?

— Послушайте, я позвонил, чтобы обрисовать вам ситуацию, поэтому не надо хамить. — Гуннар подавил желание бросить трубку.

— Простите. Мы здесь так замотались с этой выставкой. Я на пределе. Не обижайтесь, — дружелюбно сказала Мария. — Помните, я сдержу свое слово, Гуннар. У вас на поиски всего несколько дней, до закрытия выставки. Я не стану покрывать ваших студентов.

«А „несколько дней“ — это сколько?» — не решился спросить Гуннар. Едва ли больше пяти, а вероятнее всего, три. Давить на Марию и уточнять ни в коем случае не стоит, а то она и этот срок сократит.

— Ясно. Как только что-нибудь выяснится, немедленно дам знать.

Они сухо попрощались. Гуннар навалился локтями и грудью на стол, обхватил голову руками. Письмо надо найти! Если нет, то ему, вероятно, придется подать в отставку. Для декана факультета немыслимо оказаться замешанным в кражу старинных документов, к тому же присланных из-за рубежа. В нем вскипела ненависть. Проклятый Гаральд Гунтлиб! Пока он тут не появился, Гуннар лелеял мечту, что когда-нибудь выставит свою кандидатуру в ректоры. А сейчас он мечтает только об одном — чтобы жизнь просто стала нормальной. Все.

В дверь постучали. Гуннар распрямился и сказал «войдите».

— Здравствуйте, простите за беспокойство, — начал Триггви, смотритель здания.