Хотя кому именно был сделан подарок, понять трудно, то ли Лиле, то ли самому себе. Не ответить на этот звонок было бы равносильно самоубийству.
Пришлось бурно изображать радость, хотя самой Лиле слышать голос Галкина было противно. Он говорил так бодро, словно находился на ногах уже часа два.
— Какое солнце! Какая погода! Птички поют, — сказал Галкин.
Лиля машинально посмотрела в окно, но не увидела там ни солнца, ни порхающих птичек. Окна были плотно зашторены.
— Да, погода сегодня великолепная, — проворковала она, — и воздух такой свежий!
— Не скучаешь?
— Конечно, скучаю, все одна, да одна…
— Значит, много чего надумала? Когда человек в одиночестве, он мыслям всяким предается…
— Я предаюсь только приятным мыслям.
— Вот и поделись ими со мной. Лиля не смогла сразу сообразить, чтобы такое ответить:
— Я скучаю без тебя, — как-то слишком дежурно сообщила она.
— Я об этом знаю. Но знаю и о другом: этой ночью у тебя был гость, ты не хочешь мне рассказать о нем?
— У нас с ним ничего не было, — деревянным голосом произнесла Лиля, садясь в постели. Сонливость сняло как рукой.
— И об этом я тоже знаю.
— Ты прослушиваешь мою квартиру?
— Да. В целях твоей и моей безопасности. Загляни под столик, на котором стоит букет.
Лиля посмотрела под столик, прижимая к уху трубку, и увидела небольшой микрофон, приклеенный скотчем.
— Видишь, я информирован, даже знаю цену, на которой ты согласна остановиться.
— Это я так, чтобы отвязаться от него. Я видела, он ведь не намерен соглашаться, должна же я была его сплавить?
— Вот что, дорогая, я подумал и решил согласиться на двести тысяч. Идет?
Лиля тяжело задышала, ее сердце забилось, но не в предвкушении денег, а от холодного липкого страха. Галкин, как всегда, сумел удержать ситуацию в руках и выйти из нее победителем. Получалось, что уже не она шантажирует его и назначает цену, а он сам предлагает деньги, чтобы только от нее избавиться.
— Ты думаешь, меня волнует, что ты слишком часто трахаешься с моим сыном…
— Он меня заставляет.
— Я и это знаю. Знаю, где, когда, сколько. Я знаю все, даже знаю, сколько он тебе платил. И что самое скверное, Лиля, платил он тебе моими деньгами. И я еще платил тебе.
— Но вас же это устраивало!
— И тебя, и его? До поры до времени устраивало. Я думал, что ты за ним присматривать будешь, удерживать, от всяких глупостей. Но, видимо, я ошибся, придется нам с тобой расстаться. Приезжай ко мне через час, получишь свои деньги и проваливай к чертовой матери. Пользы от тебя никакой. Кстати, можешь и «жучок» уничтожить. Прослушивать тебя уже нет смысла, больше ты мне не интересна, — в трубке раздались гудки.
— Чтоб ты сдох! — произнесла Лиля, швыряя трубку на кресло.
На глаза навернулись слезы. Она чувствовала свое полное бессилие. Против Галкина она ничего не могла сделать.
«Ладно, — залезая под душ, думала Лиля, — придется все-таки доиграть роль обиженной, брошенной любовницы до конца. Вместе с Илларионом мы стрясли бы с него больше, но каждый выбирает свой путь».
Потом Лиле было страшно. Она чувствовала, что Борис Аркадьевич приготовил ей не только этот сюрприз, наверняка, приберег еще какую-нибудь гадость напоследок. Ей казалось, что даже деньги, которые она получит, будут смердеть, как грязные мужские носки.
Она привела себя в полный порядок, словно собиралась выйти на подиум или появиться перед фотокамерами. |