Бросок, удар дротика в доску, и Илларион раскрыл глаза.

«Вот же, черт! — рассмеялся он. Дротик торчал в десяти сантиметров от центра доски. — В этом и заключается прелесть жизни: никогда и ничего нельзя звать наперед».

Забродов уже давно не пил пиво, и если до этого считал, что не пьет, поскольку оно ему не нравится, то после бутылки в саду у Феликса почувствовал, что лучшего напитка не существует на свете, во всяком случае, на сегодняшний день.

«Расслабляться так расслабляться», — решил он.

Человеком он был запасливым, всегда держал у себя то, чем сам не пользовался, но угощал гостей. В его квартире можно было отыскать десятки марок сигарет, двадцать сортов вин, коньяка и водки. Пиво же имелось в самом бедном ассортименте, всего четыре вида.

Забродов извлек из холодильника две жестянки, две бутылки, достал из бара массивный приземистый стеклянный стакан и пил его мелкими глотками — так, как вьют дорогой коньяк. Из каждого занятия он пробовал извлечь пользу. Сейчас пытался на вкус определить, чем один сорт отличается от другого.

Тем временем, пока Забродов наслаждался внезапно свалившейся на него свободой, его сосед, отставной полковник злой, как скорпион, сидел в своем кабинете, который, было непонятно, на кой черт ему сдался. Даже действующим полковником он никогда не работал дома, во кабинет оборудовал сразу, как только переехал в этот престижный дом.

Два больших стеклянных книжных шкафа стояли по обе стороны от двери. За ними золотился корешками «Брокгауз и Ефрон». Многотомный энциклопедический справочник ему подарили сослуживцы на пятидесятилетний юбилей. Подарок абсолютно бесплатный для даривших, — случайно на складе в штабе округа отыскался завезенный туда еще из оккупированной Германии огромный ящик с книгами. Какой-то ушлый офицер собрал в германской библиотеке русские книжки и притащил их в Москву. Но, видно, не успел воспользоваться трофеем: то ли перевели в другое место, то ли арестовали, то ли послал добычу впереди себя, а сам затерялся по дороге.

Отставной полковник никогда к этим томам не притрагивался, а шкафы всегда держал закрытыми на замочки. Письменный стол тоже был старый, практически не пользованный, с балюстрадкой с трех сторон, с зеленым сукном, прикрытым толстым стеклом. Причина злости у полковника была прежняя — то, что жена не открыла ему дверь подъезда. Но кричать на супругу он не решался. Полковник, которого в свое время до дрожи в коленях боялись все младшие по званию, до умопомрачения боялся собственной жены. По собственному опыту он уже знал, если не направит злость в другое русло, она непременно сыграет злую шутку: то ли приступ сердечный случится, то ли инсульт.

Как и положено, в кабинете отставного полковника стоял телефонный аппарат, старый, черный, с увесистой трубкой, подсоединенной к корпусу при помощи длинного шнура в изящной кожаной оплетке. Из всех телефонов бывший полковник на память знал лишь — 01, 02, 03, 09. Как истинный командир, он умел сводить свои задачи к минимуму и по максимуму нагружать подчиненных. Если не мог направить энергию злости на то, что было ограничено стенами его квартиры, то телефон как раз и являлся окном в мир, через которое злость можно было слить без последствий для себя, как сливают позавчерашний суп в унитаз.

Сидя в кабинете за солидным письменным столом, бывший полковник вновь ощущал себя человеком, облеченным властью. Трубка старого телефона удобно легла в руку, и палец уверенно крутил диск аппарата — 09.

— Девушка, мне телефончик службы, которая борется с бродячими животными.

— Такого названия не существует, — спокойно, так, чтобы ее нельзя было упрекнуть в невежливости, ответила оператор. — Если вы мне дадите точное название организации, я сообщу вам телефон.