— Никакие ружья не сравнятся с английскими своим качеством, — сказал тот. — Во всяком случае, так нам говорят, когда заявляют, что смогут сделать пару ружей только через год.

— Кстати, у моего ружья, скорее всего, снова появится пара.

Майор не смог устоять перед возможностью сообщить эту информацию лично лорду Дагенхэму.

— Ах да, конечно, вы же наследуете ружье от брата, — ответил лорд. — Поздравляю вас, старина.

— Все еще не решено окончательно. Моя золовка, знаете ли…

— Разумеется, надо подождать. После похорон всегда так нелегко, — сказал отец Кристофер и повернулся к бару. — Принесите нам выпить, пожалуйста. У вас найдется столик для лорда Дагенхэма?

— Пара «черчиллей»? — переспросил американец с улыбкой, в которой явно читался его возросший интерес.

— Да, примерно 1946 года или около того. Сделаны для Индии, — объяснил майор, не позволяя прокрасться в свою интонацию даже намеку на гордость.

— Хотелось бы мне как-нибудь взглянуть на них в действии.

— Майор к нам частенько заходит, — сказал Дагенхэм. — Том, стакан каберне, пожалуйста, и… Фрэнк, что для вас?

— Тогда увидимся на охоте у Дага, одиннадцатого. Фергюсон протянул пятерню, и майору волей-неволей пришлось участвовать в нелепом рукопожатии, словно они только что договорились о продаже коня. Тем временем Дагенхэм сунул руки в карманы. Майор перестал дышать: он понимал, что в данный момент находится в довольно унизительном положении, но, судя по всему, его светлости тоже было не по себе. Перед лордом Дагенхэмом стояла непростая задача — тактично объяснить своему американскому гостю, что упомянутая охота устраивается исключительно для деловых партнеров, в основном тех, кто приедет на день из Лондона. Больно было видеть, как достойный человек становится жертвой дурных манер невежи. Майора подмывало вмешаться и прояснить ситуацию, но ему не хотелось своим поведением намекать на то, что его светлость якобы не может самостоятельно выпутаться из этого положения.

— Разумеется, приходите, если сможете, Петтигрю, — сказал Дагенхэм наконец. — Ничего особенно увлекательного, конечно, не будет, мы просто постреляем уток у пруда.

Егерь Дагенхэма выращивал три разные породы уток в озерце на вершине невысокого холма, увенчанного рощей. Он собирал в инкубатор брошенные яйца, кормил утят с руки и каждый день навещал своих питомцев — частенько в сопровождении восторженных школьников, — пока те не приучались слетаться на его голос. Раз в год Дагенхэм устраивал у пруда охоту. Егерь с парой специально нанятых помощников вспугивали уток: громко вопили, размахивали граблями и крикетными битами. Птицы, возмущенно крякая, летали по роще, после чего знакомый свист егеря созывал их домой. Майор слегка досадовал, что его никогда не приглашали на эту охоту, начинавшуюся со встречи на ступеньках усадьбы и заканчивавшуюся сытным завтраком, но его досаду смягчало презрение к так называемым спортсменам, которым надо было подгонять дичь прямо к прицелу. Нэнси часто шутила, что лорду Дагенхэму следует покупать замороженных уток, чтобы егерь подбрасывал их в траву после выстрелов. Майора смущали эти шутки, но он соглашался, что такая охота не имеет ни малейшего отношения к честному соревнованию человека и дичи, на котором он бы с гордостью продемонстрировал свое ружье.

— С удовольствием приду, — ответил майор.

— О, кажется, Том уже накрыл наш стол, — сказал лорд Дагенхэм, не обращая внимания на надежду, вспыхнувшую на лицах викария и Уэтстоуна. — Пойдемте?

— Тогда увидимся одиннадцатого, — заявил Фергюсон, вновь хватая руку майора.