Он все более убеждался, что эти драмы олицетворяют американскую культуру. Обмениваясь культурными программами с Россией, Америка послала туда нью йоркский филармонический оркестр, «где тому и место», как сказал Чиун. Россия же прислала балет Большого театра, который, как знал Чиун, также был второразрядным, потому что исполнители танцевали, по его мнению, весьма неуклюже.
В четыре тридцать пополудни, когда закончилась очередная серия и сопутствующая ей реклама, Чиун выключил телевизор.
– Мне не нравится, как ты дышишь, – сказал он.
– Дышу так же, как и вчера, папочка, – ответил Римо.
– Именно поэтому мне и не нравится. Сегодня твое дыхание должно быть спокойнее.
– Почему?
– Потому что сегодня ты не тот, что вчера.
– В каком смысле, папочка?
– В этом ты должен разобраться. Когда перестаешь ежедневно контролировать свое состояние, ты теряешь представление о самом себе. Запомни: ни у кого в жизни не бывает двух одинаковых дней.
– Нам звонил шеф?
– Мне грубо помешали смотреть фильм, но я не держу зла на того, кто звонил. Я вытерпел грубость, бездушие и неуважение к бедному старому человеку, у которого так мало осталось радостей на закате жизни.
Римо поискал глазами телефон. В том месте, где была телефонная розетка, он обнаружил дыру. Римо занялся поисками самого аппарата и до тех пор, пока не заметил зиявшего отверстия в белом туалетном столике, не мог понять, куда он исчез. Расплющенный вдребезги аппарат вместе с выбитой задней стенкой столика покоился в углублении в стене.
Римо вышел в соседнюю комнату и набрал номер. Это была особая связь через ряд промежуточных каналов по всей стране, позволявшая избежать разговора по прямой линии с директором санатория Фолкрофт.
– Добрый день, – сказал Римо. – Звонил дядя Натан.
– Нет, – ответил Смит. – Дядя Марвин.
– Да, точно, – сказал Римо, – Кто то из них.
– Я пытался дозвониться вам, но все прервалось, и я подумал, что вы заняты.
– Нет. Просто вы позвонили в тот момент, когда Чиун смотрел свои «мыльные оперы».
– О, – тяжело вздохнул Смит. – У меня возникла особая проблема. С одним человеком произошел несчастный случай, и довольно загадочный. Я подумал, что вы с Чиуном могли бы помочь разобраться в этом деле.
– Вы хотите сказать, что кого то убили неизвестно как, и что Чиун или я сможем распознать технику убийцы?
– Римо, ради Бога, ни одна телефонная линия не застрахована от прослушивания.
– Что же вы собираетесь делать? Пришлете мне спичечный коробок, исписанный невидимыми чернилами? Слушайте, Смитти, в моей жизни есть вещи поважнее, чем игры в секреты.
– Какие вещи. Римо?
– Правильное дыхание. Знаете ли вы, что я дышу сегодня так же, как вчера?
Смит откашлялся, и Римо понял, что тот смущен, так как услышал нечто такое, с чем не желал иметь дело, ибо боялся, что дальнейшие ответы приведут его в еще большее замешательство. Римо знал, что Смит уже прекратил свои попытки понять его и относился к нему так же, как к Чиуну. К неизвестной величине, проявлявшейся положительно. Это была серьезная уступка со стороны человека, не терпевшего никакой неясности, отсутствия порядка или бессистемности. Неопределенность была невыносима для Смита.
– Кстати, – сказал Смит, – поздравьте тетю Милдред с днем рождения. Ей завтра исполняется пятьдесят пять.
– Это значит, что я должен встретиться с вами в Чикаго у справочного бюро в аэропорту О'Хара в три часа дня? Или утра? Или это аэропорт Логана?
– Утра, в О'Хара, – сказал Смит мрачно и повесил трубку.
Во время перелета из Роля в Чикаго Чиун вдруг стал восхищаться скрытыми талантами американцев. |