|
Оставив Гронвельта в директорской кабинке, слуга отошел к другому столику, где уселся в ожидании, когда его позовут. Глядя на огромный плавательный бассейн по ту сторону стеклянной стены - на синюю воду, ослепительно сверкающую в лучах горячего солнца Невады, на молодых женщин и ребятишек, плавающих на ее поверхности, будто разноцветные игрушки, - Гронвельт ощутил робкий прилив радости от сознания, что все это - творение его рук. - Альфред, скушайте что-нибудь, - подал голос Кросс Де Лена. Гронвельт улыбнулся молодому спутнику. Кросс был ему по душе. Ему нравилось, как выглядит этот молодой человек, мужественная внешность которого заставляла засматриваться на него и женщин, и мужчин. Кроме того, Кросс - один из тех немногих, встреченных Гронвельтом за долгую жизнь, кому он почти доверял. - До чего же мне нравится это дело! - проговорил он. - Кросс, ты унаследуешь после меня принадлежащую мне часть отеля. Я знаю, что тебе придется иметь дело с нашими партнерами из Нью-Йорка, но никогда не бросай "Занаду". Кросс похлопал старика по тощей - кожа да кости - руке. - Ни за что. Гронвельт чувствовал, как солнечные лучи, падающие сквозь стеклянную стену, буквально просачиваются в его кровь, заставляя ее быстрее бежать по жилам. - Кросс, я научил тебя всему. И мы с тобой совершили немало дел, с которыми вряд ли справились бы другие. Никогда не оглядывайся. Тебе открыто, сколькими способами можно извлечь выгоду в бизнесе. Старайся делать столько добрых дел, сколько сможешь. Они тебе зачтутся. Я не говорю о поблажках любви или ненависти. И то и другое - крайне плохое вложение. Собеседники неторопливо потягивали кофе. Гронвельт съел только одно слоеное пирожное, а Кросс в придачу к кофе выпил еще бокал апельсинового сока. - И вот еще что, - добавил Гронвельт. - Ни за что не предоставляй виллу человеку, не проигравшему хотя бы миллион. Никогда не забывай об этом. Наши виллы - легенда. Они очень важны. Кросс снова похлопал Гронвельта по руке, задержав ладонь поверх стариковских пальцев. Его привязанность к старику была совершенно искренней. В каком-то смысле он любил Гронвельта даже сильнее, чем отца. - Не волнуйтесь, виллы священны, - заверил Кросс. - Что-нибудь еще? Катаракты, покрывшие глаза Гронвельта, пригасили их былой пламень. - Будь осторожен. Будь всегда очень осторожен. - Непременно. - Желая отвлечь старика от мыслей о скорой смерти, Кросс поинтересовался: - Когда вы расскажете мне о великой Войне с Сантадио? Ведь вы тогда работали с ними. А со мной никто не хочет говорить об этом. Гронвельт вздохнул - едва слышно, по-стариковски, почти бесстрастно. - Я знаю, мое время на исходе, но тоже не могу говорить с тобой на эту тему. Спроси лучше своего отца. - Я спрашивал Пиппи, но он тоже молчит. - Что прошло, то прошло, - философски заметил Гронвельт. - Никогда не оглядывайся. Ни ради поиска оправданий, ни ради воспоминаний о времени, когда ты был счастлив. Мир .не переделаешь, да и себя тоже. *** Когда они вернулись в пентхауз, сиделка выкупала Гронвельта, а затем измерила ему пульс и давление. Заметив неодобрительное выражение ее лица, Гронвельт сказал: - Это всего лишь проценты с прожитого. |
