Вполне возможно, Чейз и впрямь нюхал кокаин с чужих сисек и просто не хотел этим делиться. Впрочем, весь мой опыт общения с голливудскими звездами ограничивался созерцанием их на телеэкране, да и то вполглаза, так что, вполне вероятно, Роберт Чейз просто скармливал мне монолог из какой-нибудь своей прошлой роли. Так ли иначе, все шло к тому, что актер и дальше собирался распространяться по поводу своих «нормальных» пристрастий к женщинам и спорту, предоставив мне самому догадываться, к чему он клонит.
– Ладно, – сказал я. – Так что за правила?
Он чуть склонил голову набок, словно плохо меня расслышал и уточнил:
– О чем это вы?
– Базовые правила, – напомнил я. – Вы хотели договориться о каких-то базовых правилах.
Роберт снова остановился и повернулся ко мне; его лицо оставалось при этом лишенным всякого выражения. Я выдержал его взгляд. В конце концов он улыбнулся и похлопал меня по плечу:
– А знаете, я, наверное, сделался немного… как это называется? Напыщенным, вот.
– Ни капельки, – вежливо соврал я.
– Ну, в общем, – заявил Чейз, – я не хочу ничего такого… ну, понимаете? Особого отношения, всяких там штучек. Вы просто делайте все, что делаете всегда, – так, словно меня нет рядом. Все как всегда, идет?
Мне приходилось верить в то, что он и сам верил в то, что говорит, однако было очевидно, что это его первое правило абсолютно невыполнимо. Во-первых, особое отношение подразумевалось хотя бы потому, что мне приказали его оказывать. А во-вторых, занимайся я тем, чем занимаюсь обычно, Чейз почти наверняка выбежал бы из лаборатории с визгом. Хотя жизнь учит нас тому, что человеческое мышление редко идет рука об руку с логикой, но пытаться объяснять это, как правило, бесполезно. Поэтому я по возможности убедительнее кивнул:
– Заметано. Еще что-нибудь?
Роберт огляделся по сторонам – мне показалось, немного неуверенно. В коридоре, кроме нас, никого не было.
– Я не люблю… ну, крови, – признался он и судорожно сглотнул. – Я… типа… ну, не очень люблю ее видеть.
До сих пор Чейз представлялся мне начисто лишенным чувства юмора, но это его заявление прозвучало настолько невероятно, что я заподозрил насмешку. Однако похоже было, актер говорил искренне: он еще раз осмотрелся по сторонам и опустил взгляд на свои туфли. Что ж, не худший объект для наблюдения. Стоили они, наверно, дороже моей тачки.
– Э… – выдавил я из себя. – Вам что, не говорили, что я занимаюсь анализом крови?
Чейз поежился.
– Да, говорили, но… – Он покрутил головой так, словно воротник давил ему на шею, сжал кулаки и издал не слишком убедительный для актера-труженика смешок. – Я просто… того… ну, не люблю я ее, и все тут. Меня начинает мутить даже от одной мысли о ней, а уж от вида… – Роберт снова поежился и резко повернулся ко мне. В первый раз за все время нашего общения он показался настоящим, живым, не до омерзения совершенным живым существом. – Просто не люблю, – повторил он почти умоляюще.
– Ладно, – сказал я, не найдя других слов. – Но я не знаю, смогу ли демонстрировать вам процесс анализа крови, не показывая при этом самой крови.
Чейз снова уставился себе в ноги и вздохнул:
– Я понимаю.
– О господи! – послышался потрясенный голос у меня за спиной, и я оглянулся. Там стоял Винс Мацуока, прикрывая руками широко открытый рот. Ни дать ни взять двенадцатилетняя девчонка, наткнувшаяся на свою любимую группу.
– Винс, – окликнул я его, – это же я. |