— Так что мне делать, шеф? — кашлянув в трубку, напомнил о себе Скворцов. — Оставаться здесь или можно уехать?

— Останься.

Лимонов вернул трубку на аппарат, чтобы освободить линию для возможного звонка. И потянулись минуты томительного ожидания.

Как всякий военный, генерал не любил неопределенность. Жизнь долго учила его быть терпеливым и часто наказывала, когда эмоции брали верх. Но в моменты особого душевного и физического напряжения почему-то забывалось об этих болезненных уроках. Вот и сейчас различные «почему», то и дело всплывавшие в сознании, не давали сосредоточиться на фактах.

А ведь если спокойно разобраться, то бить тревогу рано. Ничего особенного в том, что Костиков прибыл в Москву, не было. Но для чего тому понадобилось обставлять свой визит в столицу таинственным образом? И почему он до сих пор не позвонил?

Стрелки напольных часов в кабинете неумолимо отсчитывали время. Генерал Лимонов тщетно пытался отрешиться от своих тревожных мыслей. Не привыкший делать поспешные выводы, он тем не менее укорял себя за то, что позволил втянуть себя в опасную политическую авантюру.

По своим каналам он трижды проверил карьеру Костана в бизнесе — все было чисто, не подкопаться. Никакого компромата, за исключением мелочей. Но кто из нас без недостатков? Лимонов даже посоветовал Костану опередить соперников и в своих предвыборных выступлениях самому упомянуть о прошлой жизни.

Костиков так и сделал. Это оказался беспроигрышный вариант, и вот уже целый месяц во всевозможных опросах он оставался твердым лидером предвыборной гонки.

Лимонов не находил себе места. Его беспокойное состояние мог прекратить телефонный звонок Костикова. Однако он так и не раздался в его рабочем кабинете.

Из пятидесяти семи лет семнадцать Павел Валдаев провел в местах не столь отдаленных. Первый раз он оказался в заключении шестнадцатилетним подростком — за хулиганство; это случилось в середине шестидесятых. Потом он еще трижды отбывал наказание. В последний раз Валдаев был освобожден по амнистии по случаю сорокалетия Победы.

Несмотря на солидный стаж тюремного заключения, этот человек всегда был в курсе событий, происходивших на воле. Он сумел добиться такого авторитета в криминальных кругах, что уже к сорока годам занимал заметное место в криминальной среде. В силу своего характера и влияния он нередко выполнял роль третейского судьи в разборках между другими воровскими авторитетами.

Казалось бы, такой человек должен обладать пудовыми кулаками, недюжинной силой и свирепым взглядом. На самом деле Павел Валдаев, по прозвищу Валдай, был довольно тощим мужчиной ниже среднего роста. Внешне он выглядел моложе по крайней мере лет на пять-семь. На его теле красовалось несколько картинных наколок, имевших определенный смысл для того, кто знал в этом толк. Некогда пышные темные волосы мужчины, подернутые паутиной седины, были всегда коротко подстрижены, аккуратно уложены назад и никак не сочетались со смуглой кожей.

Взгляд у криминального авторитета был располагающий, а глаза светились неким загадочным участием к судьбе ближнего. Тот, кто не знал о роде его занятий, мог принять его за врача или психолога, который весьма преуспел на своем профессиональном поприще. Одевался Валдай неброско, но качественно, что свидетельствовало скорее о его отменном вкусе, чем о скромном характере. Он предпочитал носить не серийные, а экспериментальные костюмы известных московских модельеров. Средний палец левой руки украшал дорогой перстень с рубином.

Словом, для непосвященных ничего устрашающего и отталкивающего в его внешнем облике и поведении не наблюдалось. Он мог быть приятным интеллигентным собеседником, часто проявлял завидную эрудицию в различных областях знаний. Интересный, общительный, приятный во всех отношениях мужчина.

Так считали многие, кроме тех, кому доводилось сталкиваться с Валдаем непосредственным образом и чья судьба (а порой и жизнь) целиком зависела от его воли.