|
Однако в этот час в окнах английского посольства на Английской набережной Невы горел свет и в широком окне на фоне кружевной гардины то возникал, то исчезал силуэт человека. Это посол в России его величества короля Англии сэр Джордж Бьюкенен расхаживал по своему кабинету. Все-таки своя новогодняя традиция здесь была — в эту ночь посол подписывал годовой отчет посольства. К этому моменту в его кабинете собирались сотрудники. Сгрудившись у стола, они наблюдали, как посол подписывает отчет, и затем слушали его резюме о прошедшем годе и работе каждого из них. Обычно он делал это легко, с юмором, когда даже критическое замечание воспринималось без обиды. В заключение лакей приносил поднос с бокалами шампанского, и в общем весь этот церемониал заканчивался празднично.
На этот раз сотрудники с серьезными лицами стояли посередине кабинета, провожая взглядами посла, маячившего между окном и стеной, и слушали его глухой, сердитый голос. Невысокого роста, с седой головой, белыми пышными усами, но с моложаво крепкой фигурой и легкой походкой, сэр Джордж Бьюкенен был человеком неуловимого по облику возраста. Он сам шутил, что утром бывает старше на десять лет, а вечером дамы по поводу возраста, как правило, ему льстят. Позади у него была большая и нелегкая жизнь английского дипломата и разведчика. Службу в России он называл своей лебединой песней, но каждый раз добавлял с улыбкой: «Потом у меня будут песни уже других, менее элегантных птиц». В Россию он приехал в 1910 году, сразу после Болгарии, где тоже был послом. Назначение в Петербург было для него почетным, и он работал с полной отдачей своих недюжинных способностей, с предельным напряжением своего изворотливого ума. И сумел так поставить свое посольство, что для него работали множество очень ценных своей осведомленностью русских людей самого разного положения и в обществе, и в государственной машине. Его широкие связи Лондон ставил в пример другим послам. Вершиной этого его умения было установление тесных связей с самим царем. Еще в начале войны немецкие газеты писали, что Бьюкенен — второй, некоронованный царь России. Это было, конечно, преувеличением, но он действительно имел возможность и не раз влиял на очень важные решения русского монарха. До недавнего времени он чувствовал себя в России уверенно. Но к концу 1915 года начал ощущать тревогу за всю свою деятельность здесь. Это пришло почти незаметно. Вдруг начали обрываться многие его связи, а уцелевшие стали все чаще питать его неточной информацией. Как будто какая-то неведомая сила встала между ним и Россией, и пробиться через нее он не может… «Немецкая партия»— так он однажды назвал эту силу. Но он имел в виду не какую-то оформленную организацию, а сонм лиц, которые в личных корыстных интересах заняли прогерманскую позицию, так или иначе враждебную Англии. Главная опасность этой «партии» в том, что в нее входили люди нередко с очень высоким положением в русской столице. В результате явно ухудшились отношения Бьюкенена с царем и в особенности с царицей. Он признавал втайне, что недооценил эту «партию», не сумел предвидеть неизбежность ее усиления с ходом войны — когда он думал об этом, лебединая песня приобретала что-то слишком прямую для него символику. Еще недавно в шифрограммах из Форин Офиса он то и дело читал тешившие его душу похвалы, все, что он думал, все его самостоятельно принятые решения, как правило, в Лондоне одобряли. А как раз сегодня, в последний день года, пришла шифрограмма, в которой он снова за извилистыми дипломатическими фразами без особого труда прочитал плохо скрытое недовольство. Совсем неудивительно, что сегодняшний церемониал подписания годового отчета был совершенно непохож на прошлогодние… Бьюкенен ходил по кабинету и, не поднимая взгляда, бросал злые, отрывистые фразы: — Неужели вы не понимаете, что слепота и глухота для дипломата смерть?. |
