Кстати, Элизабет присутствует в этом зале, и вы можете задать ей любой вопрос. Не так ли, дорогая? – Картер помахал рукой оцепеневшей жене, и та натянуто улыбнулась.
– А скажите, свидетель, вам когда-либо доводилось обсуждать с графом Ландоном какие-либо семейные проблемы?
– Да, сэр! Иногда в доверительном разговоре граф касался некоторых сторон супружества, тех, которые были тогда ему не совсем понятны. И я с удовольствием просвещал его по всем матримониальным вопросам в меру своих скромных познаний, разумеется.
Такой наглый ответ поверг Антонию и Элизабет в изумление. К счастью, на это никто не обратил внимания. Прокурор задал свидетелю новый вопрос:
– Вы полагаете, что суд поверит, что вы наставляли графа в тонкостях супружеских отношений?
Лицо обвинителя побагровело, на висках обозначились пульсирующие синие жилки, а по скулам забегали желваки.
– Я не берусь предсказывать, как именно воспримет мои слова высокий суд, сэр, – невозмутимо отвечал Вулворт, – однако твердо помню, что неоднократно вступал в дискуссии о браке с моим добрым другом Ремингтоном. Как правило, это случалось после двух-трех бокалов выпитого нами совместно бренди. Впрочем, виски тоже прекрасно способствует полету мысли. После нескольких порций ощущаешь невероятную остроту ума. Правда, случалось, что на другое утро я не мог вспомнить, что наговорил ему накануне в баре. Но что касается матримониальных дел, сэр, то я сам долго не решался связать себя узами брака, ходил в холостяках до тридцати лет. Пожалуй, именно страх перед проблемами семейной жизни и подтолкнул меня к изучению теории матримонии, сэр! Я много читал, консультировался у специалистов. Но реальная жизнь показала, что все мои страхи были напрасны. Моя любимая супруга преподала мне главный урок: она втолковала мне, что женатому мужчине следует оставить родительский дом и жить со своей законной женой без оглядки на мать.
Элизабет вцепилась руками в перила балкона и впилась восхищенным взглядом в своего мужа, произносящего под присягой и перед судьями слова, которые ей уже давно хотелось услышать.
– Супруги становятся единой плотью, – развивал свою мысль Вулворт. – Они совместно наживают добро, делят поровну и радости, и невзгоды. Любовь и преданность супруги постепенно вытесняют из сердца мужа все его прежние симпатии и привязанности. И со временем их любовь разрастается настолько, что супружество им начинает казаться земным раем. В этом я убедился благодаря моей любимой и уважаемой жене Элизабет.
По щекам Элизабет покатились слезы. Прокурор заявил, что вполне удовлетворен услышанным. Адвокат Ремингтона отказался от вопросов, и свидетель был отпущен с миром. Элизабет вскочила и побежала встречать супруга возле дверей зала. Глаза ее при этом светились радостью и счастьем.
Следующим свидетелем стал Альберт Эверстон. Антония замерла в тревожном ожидании. Наученный горьким опытом, прокурор с самого начала занял по отношению к свидетелю жесткую позицию. Однако Эверстон твердил одно: он был в ту ночь так пьян, что не помнит, что именно произошло на улице возле клуба.
– Однако не станете же вы отрицать, что ваш брак дал трещину? – задал ему провокационный вопрос обвинитель.
– Это подлый навет, сэр! – возмущенно воскликнул Эверстон. – И мерзавца, так подло оклеветавшего меня, следовало бы вызвать на дуэль! У нас с женой просто образцовая семья.
– Тогда почему же вы не живете вместе, свидетель? – возразил ему прокурор.
– Кто посмел утверждать это, сэр? И на каком основании? Моя супруга гостит у одной своей подруги. А сейчас она в этом зале, сидит на балконе. – Он помахал Маргарет рукой, и на щеках у нее заиграл румянец. – Я ее обожаю и не позволю никому очернять наш брак. |