Изменить размер шрифта - +
Она называется Тинтагель, ее руины находятся на западном побережье Англии. Так говорил мой отец. Стало быть, доля правды в этих преданиях все-таки есть.

Они помолчали.

— Как бы мне хотелось, чтобы и теперь были рыцари! — вздохнула Марина.

— К сожалению, рыцарство выродилось. Потом остались только рыцари-разбойники, но в них не было ничего благородного, это я знаю точно. Впрочем, при дворе короля Кристиана один рыцарь все-таки есть!

— Да, и я его знаю, — тихо сказала Марина.

Хильдегард была занята своими мыслями и не обратила внимания на ее слова.

Неожиданно Хильдегард вскочила:

— Ничего не понимаю, — пробормотала она. — Что он со мной сделал?

— Кто? — недоуменно спросила Марина.

— Видимо, это все отвар. Мне опять надо выйти.

— А про кого ты говорила?

Хильдегард остановилась в дверях маленькой комнатки, примыкавшей к ее спальне. Ей показалось, что она невольно сказала слишком много.

— Я имела в виду повара, — быстро сказала она. — Он приготовил мне растительный чай по моей просьбе, и этот чай оказал на меня странное действие.

Пока она отсутствовала, Марина играла со своим ключом. Она гладила его, прижимала то к губам, то к груди, и на губах у нее блуждала счастливая улыбка. Она обрела свободу! И ей не пришлось ничего никому рассказывать.

 

Хильдегард с надеждой наблюдала, как под действием отвара, приготовленного Тристаном, отеки спадают, и меняется ее внешность, а тем временем с Мариной приключилась беда.

Тристан на неделю уехал к себе в Габриэльсхюс. Герцог Йохум, уже не таясь, уехал куда-то со своей фрекен Лотти. Хильдегард все время проводила с Мариной, радуясь тому, что с каждым днем становится все стройнее. Но по ночам ей, как и раньше, требовался отдых. Одно дело избавиться от водянки, и совсем другое — победить причину болезни, которая медленно подтачивала ее силы. По вечерам она от усталости еле двигалась.

Марина не досаждала матери и больше не просила разрешения остаться на ночь в ее спальне. Теперь у нее был ключ! Как только ее камеристка выпивала последнюю рюмку и погружалась в забытье, Марина поворачивала два раза ключ в замочной скважине и наслаждалась одиночеством.

Несколько раз она слышала, как граф Рюккельберг пытался открыть ее дверь. Он дергал ручку. Что-то шептал. Но она лежала, затаившись, как мышка. В конце концов, он сдавался и уходил, бормоча себе под нос проклятья.

Но однажды случилось несчастье — Марина проспала. Ее разбудил стук камеристки.

Марине со слезами пришлось расстаться с ключом.

«Теперь граф придет с палачом, — думала она. — Теперь для нас с мамой нет спасения!»

Но граф пришел без палача, что было, впрочем, нисколько не лучше. Как же она ненавидела его!

Когда он вошел и затворил за собой дверь, Марина громко позвала на помощь. Она больше не боялась палача; познав вкус свободы, она не хотела делать то, что требовал от нее этот отвратительный толстяк. Она кричала, надеясь, что Тристан, рыцарь святого Грааля, услышит ее и придет на помощь. Но Тристан был в Габриэльсхюсе. Камеристку разбудить было невозможно — хоть из пушки пали, а в соседних покоях никого не было. Все разъехались из столицы, спасаясь от летней жары. В коридоре не осталось никого, кроме Хильдегард, но днем у нее были сильные боли, и доктору пришлось дать ей сонного снадобья. Она забылась тяжелым сном, даже не догадываясь, какие испытания выпали на долю ее дочери.

Марина попыталась проскочить мимо жирного графа и выбежать в коридор, но он схватил ее намертво, будто клещами. Закрыв ей рот рукой, он прижал ее к себе, и она не могла пошевельнуться.

— Ты сошла с ума, девчонка! Хочешь, чтобы на твой крик пришел палач? Он стоит в конце коридора со своим топором.

Быстрый переход