Он старался вспомнить все свои встречи с невестой друга, начиная с того первого визита, когда она приходила к нему на квартиру, и вплоть до свидания, которое она подарила ему в первый воскресный день сентября и которое так некстати прервал Перлонжур. Он обдумывал малейшие ее жесты, сказанные ею слова, лихорадочно пытаясь отыскать в них некий тайный смысл, отвечающий его желаниям, чтобы иметь возможность считать их если и не признанием, то хотя бы поощрением. Однако Сантер был искренен не только с другими, но и с самим собой и потому вынужден был признать, что Асунсьон никогда не выражала по отношению к нему ничего, кроме дружеских чувств, причем косвенных, ибо причину этого дружеского расположения следовало искать в ее любви к Марселю… Но Марселя она, видимо, уже не любила, так что…

Надо было бы поговорить с ней. Сантер понимал это, однако ему не хватало мужества или, лучше сказать, смелости. Надо было поговорить с ней без обиняков, высказать ей все как есть и, отбросив всякие расчеты, вручить ей свою судьбу. Но Сантер не мог на это решиться…

– Прошу прощения, – сказала вдруг Асунсьон, услыхав звонок в дверь. – Боюсь, что Мария ушла…

Сантер хотел предложить свои услуги и пойти открыть дверь, но молодая женщина уже вышла из комнаты. Он слышал, как она обменялась с гостем несколькими словами, затем дверь отворилась. Он опасался увидеть Воробейчика. Но вместо него появился Перлонжур и без тени смущения протянул Сантеру руку; о том, что он здесь, его, верно, предупредила Асунсьон.

– Это ты! – удивился Сантер и, пожимая ему руку, добавил: – Что ты здесь делаешь?

– Наверное, то же, что и ты, – отозвался Перлонжур, бестрепетно созерцая свою попавшую в плен руку. – Изучаю испанский.

Сантер ушам своим не поверил. Но выразить своего негодования не успел, так как снова появилась Асунсьон а направилась к настойчиво звонившему телефону.

– Это вас, – сказала она Сантеру, протягивая ему трубку.

– Меня? – изумился Сантер, нехотя взяв трубку. – Алло! – сказал он сердитым тоном.

Закончив разговор и повесив трубку, он взглянул па Асунсьон, стоявшую к нему спиной, затем на Перлонжура, игравшего шкатулкой для сигарет. Смеются они, что ли, над ним? Может, этот телефонный звонок только для того и нужен, чтобы удалить его из этого дома, из этой комнаты, благоухающей тонкими, пьянящими духами? Неужели и в самом деле придется оставить Жана и Асунсьон наедине?.. Видимо, придется, Воробейчик был настроен весьма решительно.

– Не беспокойтесь, – сказал Сантер молодой женщине, собравшейся было проводить его до прихожей. – Я и так был чересчур назойлив! – добавил он с горечью и явным намерением нарушить покой тех, кого оставлял здесь.

Воробейчика он увидел на террасе ближайшего кафе, тот в нетерпении курил одну сигарету за другой, дожидаясь, когда он придет.

– Прошу прощения, месье Сантер, но мне была крайне необходима ваша помощь, а ваш слуга сказал, где можно вас найти…

Сантер тотчас решил, что слугу следует выставить вон.

– Что там еще случилось? – спросил он не слишком любезно.

– Из канала только что вытащили тело, – сказал месье Венс, останавливая такси. – Тело совершенно голого мужчины, голова его разбита винтом буксира. На груди мертвеца обнаружена странная татуировка… Я подумал, что вы, возможно, могли бы опознать его.