Яйца чаще всего попадали господам в головы. Лопались тотчас и растекались по волосам. Ну а через минуту другую желтки и белки замерзали...
Понятно, что депутаты, мягко говоря, чувствовали себя не в своей тарелке. И, ещё до того, как сесть в камеры одной из самых жёстких тюрьм начала двадцатого века, большинство этих господ оказалось морально и в некотором роде физически сломлены (не были бы сломленные, так наверняка продолжили бы сопротивляться в Думском зале).
Замёрзшие.
Продрогшие.
В добавок униженные.
Со всех сторон на их головы сыпется брань.
Где революционный настрой? Нет его больше. Им бы вместо того чтобы речи в Думе с трибуны отжигать, чего-нибудь горячительного выпить... но не выйдет, господа хорошие.
В общем то, каждый из них прямо сейчас получал то, чего так долго выпрашивал.
Хорошего такого подсрачника.
Как говорится — напросился.
Понятно, что Протопопов приказал Феде чутка притормозить, дабы дождаться, когда красавцев заведут в здание тюрьмы. Но потом увидел Курлова.
— Федя, нагони ка Павла Григорьевича, — распорядился министр.
Федя кивнул, подъехал к Курлову.
Тот завидев знакомый броневик ту же приветственно вскинул руку.
— Александр Дмитриевич, я думал вы хоть на Набережную реки Мойка заедете, переодеться, — сказал генерал улыбаясь, когда Протопопов пригласил его сесть в машину.
— Дерьмово выгляжу, хочешь сказать?
— Ну-у-у, как как есть вроде бы говорю.
— Ты тоже не лучше выглянешь. Но ничего Павел Григорьевич, ради такого дела и в дранных тряпках походить не западло.
— Вот тоже так думаю, — согласился охотно Курлов, усаживаясь на твёрдом сиденье броневика.
— Вы мне лучше скажите, как народ этот парад на улицах встретил? — осведомился Протопопов.
— Ну как? Так. Сначала присматривались долго, шептались, удивлялись и даже изумлялись, а потом когда узнали в чем дело — пошло поехало... в общем то теперь вы сами видите, что происходит, Александр Дмитриевич. Сие господа народные избранники совершенно не оправдали возлагаемых на них надежд.
— Лихо подмечено, Павел Григорьевич, тебя хоть на цитаты разбирай.
— На самом деле, Александр Дмитриевич, я уже жду не дождусь, когда мы наших думцев в тюрьму спрячем, а то среди народа настроения больно неспокойные.
Народ, как уже видел Протопопов был действительно настроен к арестантам крайне недружелюбно и дело тут не только в бросаемых яйцах (это то само по себе не представляет реальных угроз). Нет, были среди толпы такие, кто оказался не прочь устроить свой самосуд над арестантами. Понятно, что от угроз к делу им перейти никто не даст, но господам арестованным об этом знать вовсе не обязательно.
— Такой вопрос, Александр Дмитриевич, — вернул внимание министра внутренних дел Курлов. — Как мы всю эту кодлу размещать в тюрьме будем?
— А какие проблемы с размещением? — Протопопов приподнял бровь. — Камер что ли мало? Не хватает на всех?
— В том то и дело, что мало и не хватает. Камер то в тюрьме всего шестьдесят девять и все одиночные, к тому же большинство камер заняты арестантами, которые уже сидят и ждут своего приговора, — заверил генерал. — А наших бедняг в три раза больше. Каюсь, Александр Дмитриевич, что я сразу на эту тему не подумал, а надо было, потому что сейчас больно неудобно получается.
— А сколько свободных камер? — уточнил министр.
— Камер то? Ну может пяток наберется.
— Мало...
— Ну так то времена нынче не шибко спокойные, как мы оба понимаем, поэтому это нам ещё повезло, что свободные места в принципе есть, — пожал плечами Курлов.
— Давай так делать — текущих арестантов — отпускай, остальных — сели в камеру по пять человек, — предложил Протопопов. |