Значит, всё это было, было, было! Мой амулет! Я торопливо запускаю руку за пазуху – что-то есть! – вытаскиваю это «что-то» наружу, и…

В моей ладони – горсть света, цветной силуэт в форме бабочки. И эта бабочка тает, тает, тает, распадается на светящиеся точечки и струйки, протекающие между пальцами, как талая вода. Но вода мокрая, от неё остаются влажные следы на коже, а свет – вот он был, а вот его уже и нет. Артефакт из чужого магического мира вместе со своей неразрываемой цепочкой исчез раньше, чем я успела сообразить, что он исчезает…

И тогда я тупо встаю со стула, деревянными шагами бреду обратно к дивану и падаю на него лицом вниз.

Я плачу. Нет, я не плачу – я рыдаю, я захлёбываюсь слезами. Я плачу так, как плачут обиженные дети – в детстве все беды и несчастья кажутся непереносимыми. Но детские горести быстро забываются, а я – я давно уже не ребёнок…

«За что, за что, за что?» – повторяю я сквозь слёзы и понимаю: было за что. Но я всё равно повторяю эти два очень коротких слова – повторяю их снова и снова, давясь слезами. Я помню вкус воздуха Эххленда, помню запах цветов на моей свадьбе, помню белую метель, говорящую голосом Вечности, помню балладу о любви и серые глаза рыцаря по имени Хрум де Ликатес. И вот – ничего этого нет, ни-че-го… Нет этого дивного мира, где умеют творить золото из пустоты, и где люди – то есть эххи – не умеют врать. То есть он где-то есть, этот мир, он реально существует, но мне туда уже не попасть – ни-ког-да… Я могу броситься под поезд, могу спрыгнуть с крыши четырнадцатиэтажного дома – не поможет. А если по какой-нибудь невероятной случайности я и попаду в портал, то вскрытие установит мою смерть от травм, полученных в результате несчастного случая, и никто не узнает, что меня равнодушно убил маг из Гильдии стражей Порталов и отправил моё мёртвое тело назад на Землю – как и положено по инструкции. Эххленд для меня – и не только для меня – закрыт. На-всег-да.

Я потеряла дивный мир, а ведь могла бы сейчас – могла! – быть в нём герцогиней де Ликатес. Так ведь нет, я как та старуха из сказки Александра Сергеевича Пушкина: а подать мне избу со всеми удобствами, потом столбовое дворянство и дальше по списку. Вот и сижу теперь – то есть лежу – у вдребезги разбитого корыта: получила простреленную куртку и пятьсот рэ компенсации за моральный ущерб. Ну что за жизнь гадская…

Отревевшись, я поднялась с дивана и побрела на кухню. В квартире было пусто, тихо и темно: маман в очередной раз где-то устраивала свою личную жизнь (после того, как она вошла в постбальзаковский возраст, это занятие сделалось для неё основным хобби), папочка тоже отсутствовал (причём давно – уже лет этак двадцать). Папочка исчез из моей жизни, когда я ничего ещё толком не соображала, и потому был для меня существом мифическим, то есть виртуальным – я его просто не помнила.

Холодильник встретил меня белым безмолвием (обычно мы затариваемся продуктами по выходным), среди которого я отыскала кусок колбасы и бутылку какой-то выпендрёжной водки – наверняка чей-то подарок. Водке я обрадовалась куда больше, чем колбасе – самое то в моём раздрызганном состоянии. Набухала в чайную чашку грамм сто пятьдесят и жадно выпила: залпом, как воду. Это вам не слабенькое эххийское вино – в голове тут же зашумело, и по телу разлилось приятное тепло. Поставила чайник и сделала себе растворимого кофе – соскучилась я по этому напитку. Лучше бы, конечно, заварить, но у меня на это не было сил. Пока чайник закипал, я ещё приняла алкоголя, а после кофе более-менее пришла в себя: во всяком случае, перестала поминутно всхлипывать.