За одним из огромных валунов мелькнула туша полковника. Индеец насторожился. Исчезнувший было Дадли появился снова и, оглядываясь по сторонам, встал. Судя по всему, порядком запыхавшийся полковник потерял ориентировку и считал, что ему удалось зайти в тыл к Большому Змею.
Чинганчгук почесал нос стволом «Большой собаки» и невольно подумал о том, что, во-первых, азарт преследования сыграл с полковником дурную шутку; и, во-вторых, что если ему удастся пристрелить Дадли, то взамен благодарные солдаты, пожалуй, могут провести казнь без костра. Избавиться от такого гарнизонного тирана, каким являлся Дадли, было бы для его подчиненных примерно таким же счастьем, как объятия парочки девчонок или купание в бочке виски.
Большой Змей поднял тяжелый кольт и тщательно прицелился в толстое брюхо полковника. Когда бляха полковничьего ремня легла точно на мушку, индеец нажал на курок. Грохнул выстрел, кольт рвануло вверх. Чинганчгук быстро восстановил прежний прицел, и вторая пуля ушла следом за первой. Вместо третьего выстрела послышался тихий щелчок.
«Патроны кончились», — догадался Большой Змей.
Дадли швырнуло на валун.
— Полковник убит! — радостно крикнул кто-то из солдат.
Чинганчгук издал свое традиционное «йо-йо-хо-хо!..», но настоящей радости в этом крике не было. Как, впрочем, и шансов на жизнь.
К телу Дадли метнулось несколько фигур, и туша полковника исчезла за валунами.
Почти сразу же оттуда раздался голос лейтенанта Джонса:
— Чинганчгук, скажи мне, только честно, ты куда стрелял?
— В бляху, — признался Чинганчгук и продолжил свой прежний победный вопль. — Йо-йо-хо!..
— Да заткнись ты! — крикнул лейтенант. В его голосе легко угадывалась тихая скорбь. — Спешу сообщить тебе, балбес, что ты в бляху и попал.
Вопль оборвался.
— Дадли жив? — недоверчиво спросил индеец.
— Жив, только в глубоком нокауте. Слушай, Большой Змей, тебе не кажется, что ты слишком хорошо стреляешь? — лейтенант плюнул с досады. — Положить на таком расстоянии две пули в крохотную железяку на ремне, сможет только полный кретин. Кстати, если бы ты пристрелил полковника, майор Кейман стал начальником форта, а я его заместителем. В этом случае мы могли бы отправиться с тобой на Золотую речку.
— Там нет золота, — быстро ответил индеец. — Легенды врут.
— Врут индейцы, а не индейские легенды. И, к сожалению, наш полковник жив. Сегодня ночью тебе нужно было больше потрудиться в постели. Когда у мужчины трясутся руки, он не так метко стреляет.
— А ну заткните свои вонючие рты! — неожиданно заревел пришедший в себя полковник. — Я лично пристрелю каждого, кто осмелится задеть честь моей гувернантки!
Кто-то тихо гоготнул, и смех пробежал по рядам залегшего взвода, как огонек по свежему тополиному пуху.
Чинганчгук потер саднящее правое плечо. Когда вчера вечером он забрался в спальню Джойс, его ждали настолько пылкие объятия, что любвеобильный вождь немного замешкался и угодил рукой между железными прутьями гридушки кровати. Не увернись Чинганчгук от падающего на него следом пышного женского тела, он наверняка еще долго не смог пользоваться своим кольтом с прежним успехом за исключением разве что тех случаев, когда рукоятка «большой собаки» требовалась ему для сокрушения орехов.
Чинганчгук ощупал ворох амулетов на груди, почувствовав под пальцами холодный цилиндрик с полукруглый вершиной, он с силой рванул шнур.
— Слышь, Чинганчгук! — донеся снизу ставший по-деловому резким голос лейтенанта Джонса. — Нам пора прекращать эту комедию. В конце концов, так честные индейцы не поступают. |