— Лишь однажды…

— Послушайте… пожалуйста… может, мне не стоит слушать все это? — страдальчески спросил Рустер.

— Я бы тоже не хотел быть свидетелем этой беседы, — поддержал его Матиас. — Мне кажется, обычному человеку знать такие вещи вредно для здоровья…

— Мы должны доставить эту девушку в госпиталь в Хелене, — сообщил Лоусон майору. — Рустер, ты можешь управлять поездом?

— В принципе могу, но нужен кто-то, кто займется топливом.

— Я могу попробовать, — вызвался Эрик. Он оторвал кусок от своего пальто, чтобы перехватить рану на плече. Заметив сомнение в глазах товарищей, молодой человек решительно сказал. — Я ранен не настолько сильно, чтобы сказываться больным, садиться и ждать.

— Пути все еще заблокированы, — заметил Матиас. — С этим что делать будем?

— Среди этих валунов нет ничего, что мы не могли бы сдвинуть. Как я и сказал, мы привели остальных. Они уже стоят снаружи, охраняя поезд… ну… то, что от него осталось, — он огляделся по сторонам, исследуя развороченный вагон. — Я думаю, что следует убрать отсюда эти тела до того, как вы прибудете в Хелену. Вам и так придется объяснять шерифу и работникам железной дороги, что случилось с поездом.

— Святой Боже! — воскликнул Рустер, в голосе его вновь взметнулась тревога. — А я ведь единственный, кто остался из экипажа! Они меня на куски разорвут, а потом каждый из этих кусков повесят!

— Мы что-нибудь придумаем, — заверил Лоусон. — Энн и я останемся в Хелене и будем свидетельствовать о бандитском налете.

— Что же это за кусающиеся бандиты? Нет, меня прямо с платформы бросят в камеру и больше оттуда не выпустят!

— Я лично поговорю с шерифом. Я могу быть очень убедительным, когда это необходимо, — заверил Тревор. Сейчас он лишний раз порадовался, что его нынешнее состояние наградило его Взором, который может сломить волю жертвы и превратить ее разум в податливую глину, коей можно придать любую угодную форму. Так или иначе, он понимал, что им с Энн придется довольно активно поработать с глиной там, в Хелене.

— Я подтвержу все, что скажет Лоусон, — с уверенностью произнес Эстерли. — Мы не можем позволить кому-то еще пострадать в этой истории.

— Мы? — Лоусон недоуменно приподнял брови.

Эстерли подошел к нему и остановился в паре шагов. Его пронизывающий взгляд упал поочередно на Уайлдера, Дыма и Годфри перед тем, как обратился к Лоусону.

— Обо мне вы уже все знаете, — кивнул он. — Я жил в чернейшей из теней. Я делал ужасные вещи собственными руками во имя Бога. Я потерял… самый драгоценный дар, который был дан мне: мою семью, — он опустил голову, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы собраться с силами и заговорить снова. — Теперь у меня ничего нет, — продолжил Эстерли, и голос его зазвенел от плохо скрываемых эмоций. — Я был вором и шарлатаном, избивал жену, пил, насмехался над отцом, изображал фальшивого пророка… а позже подался в охотники за головами.

Тревор терпеливо вздохнул, выдерживая взгляд проповедника.

— Но, мистер Лоусон, — продолжил тот, находя взгляд Тревора. — Я никогда не был солдатом. Вы окажете мне такую честь?

— Сомнительная честь, — отозвался Лоусон.