– Где прошло ее детство? – перебил ее Гунарстранна.

– Я точно не знаю, но, кажется, в Крокстаделве или Мьёндале, Стенберге… где то в тех краях, в одном из бесчисленных жилых комплексов между Драмменом и Конгсбергом.

– Кто биологические родители Катрине?

– Катрине знала, что ее родная мать умерла, когда она была совсем маленькой, вот и все. Я особо не расспрашивала ее.

– О чем вы с ней говорили?

– Довольно много – об ее отце. Его она по настоящему любила, но он умер, когда ей было десять или одиннадцать лет. Возможно, оттуда все ее комплексы. Стремление найти замену отцу. Конечно, все это лишь предположения, домыслы.

– Нам нужно выяснить одну вещь, – медленно проговорил Гунарстранна. – Вы что то говорили о насилии в детстве. К Катрине это тоже относится?

– Не знаю.

– Что значит – не знаете?

– Катрине во многом была совершенно непроницаема. У меня есть кое какие подозрения, но наверняка я ничего сказать не могу.

– На чем основаны ваши подозрения?

– На мыслях, наблюдениях за ней… В судьбах, похожих на ее судьбу, как я и говорила, часто кроется нечто подобное. Ярко выраженные симптомы – проституция, побеги, наркозависимость – могут быть вызваны многими факторами. Попробуйте представить себе девочку с сильной привязанностью к отцу. Потом отец умирает, мать запивает, в доме постоянно меняются мужчины… Однако наверняка я ничего не знаю. Повторяю, во многом она была непроницаема.

– Кто нибудь может нам помочь прояснить этот вопрос? С кем Катрине была особенно близка?

– С Уле, конечно. Они были вместе довольно долго, хотя их отношения можно назвать спорадическими.

– Спорадическими?

– Они не жили вместе; у каждого была своя квартира. Уле больше хотелось постоянных отношений, чем ей. Поймите, пожалуйста, вот что… Катрине не любила, когда кто то подходил к ней слишком близко… Кроме того, Хеннинг, который проходит у нас альтернативную службу… Вы его видели у нас в приемной. Он тоже проводил с Катрине довольно много времени. Еще Сигри, представитель социальной службы, которая работает у нас… Сигри Хёугом. Катрине ей доверяла. Правда, сомневаюсь, чтобы Сигри знала больше того, что известно нам. Обычно мы не храним друг от друга секреты наших пациентов… у нас так не принято.

– Но разве не на этом основана профессиональная этика? – тут же возразил Гунарстранна. – Иными словами, пациенты «Винтерхагена» не могут рассчитывать на то, что сотрудники будут хранить их секреты?

Аннабет бросила на него ошеломленный взгляд.

– Вначале вы прикрывались необходимостью хранить личные тайны ваших пациентов… соблюдать нормы профессиональной этики, – напомнил инспектор.

– Гунарстранна, успех лечения зависит от открытости.

Инспектор молча смотрел на нее. Он ждал продолжения.

– Более того, открытость легла в основу нашей идеологической платформы. Полная открытость, – негромко объяснила Аннабет.

– Давайте поговорим о ее знакомых мужчинах, – предложил Гунарстранна. – Они добивались ее расположения? У приятеля Катрине были соперники?

– Откровенно говоря, понятия не имею, – ответила Аннабет. – И вообще, не нужно особенно полагаться на мои слова.